Для поиска произведения воспользуйтесь поиском или используйте алфавитный указатель для выбора автора.
Пять или шесть утра. Сизый туман. Рассвет. Пили всю ночь, всю ночь. Вплоть до седьмого часа. А на мосту, как черт, черный взметнулся плащ. – Женщина или черт? – Доминиканца ряса?
В майское утро качать колыбель? Гордую шею в аркан? Пленнице – прялка, пастушке – свирель, Мне – барабан.
Тише, тише, тише, век мой громкий! За меня потоки – и потомки.
Сегодня таяло, сегодня Я простояла у окна. Взгляд отрезвленней, грудь свободней, Опять умиротворена.
Вам красота, чтобы блеснуть, Дана; В глазах душа, чтоб обмануть, Видна!..
Веками, веками Свергала, взводила. Горбачусь – из серого камня – Сивилла.
Что ты любовь моя – Пора бы знать. Приди в полночный час, Скажи, как звать.
Нет, легче жить в тюрьме, рабом, Чем быть свободным человеком И упираться в стену лбом, Не смея спорить с рабским веком!
Так, заживо раздав, Поровну, без обиды, Пользующийся – прав.
Забудь, любезный П<етерсо>н, Мои минувшие сужденья; Нет! недостоин бедный свет презренья, Хоть наша жизнь минута сновиденья,
Темная сила! Мра-ремесло! Скольких сгубило, Как малых – спасло.
Страстный стон, смертный стон, А над стонами – сон. Всем престолам – престол, Всем законам – закон.
Там, где древний Кочерговский Над Ролленем опочил, Дней новейших Тредьяковский Колдовал и ворожил:
Ты не хотел! но скоро волю рока Узнаешь ты и в бездну упадешь; Проколет грудь раскаяния нож. Предстану я без горького упрека,
– «Иду на несколько минут…» В работе (хаосом зовут Бездельники) оставив стол, Отставив стул – куда ушел?
Змея оправдана звездой, Застенчивая низость – небом. Топь – водопадом, камень – хлебом. Чернь – Марсельезой, царь – бедой.
Над спящим юнцом – золотые шпоры. Команда: вскачь! Уже по пятам воровская свора. Георгий, плачь!
Я сегодня всю ночь не усну От волшебного майского гула! Я тихонько чулки натянула И скользнула к окну.
Молоко на губах не обсохло, День и ночь в барабан колочу. Мать от грохота было оглохла, А отец потрепал по плечу.
Кто яму для других копать трудился, Тот сам в нее упал — гласит писанье так. Ты это оправдал, бостонный мой чудак, Топил людей — и утопился.
Всю меня – с зеленью – Тех – дрём – Тихо и медленно Съел – дом.
Всё так же <ль> осеняют своды [Сей храм] [Парнасских] трех цариц? Всё те же ль клики юных жриц? Всё те же <ль> вьются хороводы?…
Начнем ab ovo: Мой Езерский Происходил от тех вождей, Чей в древни веки парус дерзкий
Скрежещут якорные звенья, Вперед, крылатое жилье! Покрепче чем благословенье С тобой – веление мое!
Есть колосья тучные, есть колосья тощие. Всех – равно – без промаху – бьет Господен цеп. Я видала нищего на соборной площади: Сто годов без малости, – и просил на хлеб.
Мало радостных слов нам оставило прошлое наше Отдадимте ж уста настоящего радостным гудам Жаждет радость советская звуков как полная чаша Да пробьется на свет красота
Прощай, отшельник бессарабской Лукавый друг души моей — Порадуй же меня не сказочкой арабской Но русской правдою твоей.
Закрыв глаза – раз иначе нельзя – (А иначе – нельзя!) закрыв глаза На бывшее (чем топтаннее травка – Тем гуще лишь!), но ждущее – до завтра ж!
И была у Дон-Жуана – шпага, И была у Дон-Жуана – Донна Анна. Вот и все, что люди мне сказали О прекрасном, о несчастном Дон-Жуане.
Где-то маятник качался, голоса звучали пьяно. Преимущество мадеры я доказывал с трудом. Вдруг заметил я, как в пляске закружилися стаканы, Вызывающе сверкая ослепительным стеклом.
До убедительности, до Убийственности – просто: Две птицы вили мне гнездо: Истина – и Сиротство.
Раскрыт балкон, сожжен цветник морозом. Опустошен поблекший сад дождями. Как лунный камень, холодно и бледно
– Как распознаю я твой дом, Скажи, разумница моя! – Ходи по уличкам кругом, Так и узнаешь, где мой дом.
Приветствую тебя, воинственных славян Святая колыбель! пришлец из чуждых стран, С восторгом я взирал на сумрачные стены, Через которые столетий перемены
On peut très bien, mademoiselle, Vous prendre pour une maquerelle, Ou pour une vieille guenon, Mais pour une grâce, – oh, mon Dieu, non.
На пушок девичий, нежный – Смерть серебряным загаром. Тайная любовь промежду Рукописью – и пожаром.
На заре морозной Под шестой березой За углом у церкви Ждите, Дон-Жуан!
Да тень твою никто не порицает, Муж рока! ты с людьми, что над тобою рок; Кто знал тебя возвесть, лишь тот низвергнуть мог: Великое ж ничто не изменяет.
О ты, которого зовут Мошенник, пьяница и плут, Подлец, баран и мародер, На сей листок склони свой взор,
В Элизии Василий Тредьяковский (Преострый муж, достойный много хвал) С усердием принялся за журнал. В сотрудники сам вызвался Поповский,
Когда я унесу в чужбину Под небо южной стороны Мою тяжелую кручину, Мои обманчивые сны
Айме́к-гуару́зим – долина роз. Еврейка – испанский гранд. И ты, семилетний, очами врос В истрепанный фолиант.
Заря малиновые полосы Разбрасывает на снегу, А я пою нежнейшим голосом Любезной девушки судьбу.
Обнимаю тебя кругозором Гор, гранитной короною скал. (Занимаю тебя разговором – Чтобы легче дышал, крепче спал.)
1 Резинотрест— защитник в дождь и слякоть.
Целому морю – нужно все небо, Целому сердцу – нужен весь Бог.
Русский немец белокурый Едет в дальную страну, Где косматые гяуры Вновь затеяли войну.
За то, что некогда, юн и смел, Не дал мне заживо сгнить меж тел Бездушных, замертво пасть меж стен – Не дам тебе – умереть совсем!
Голос – сладкий для слуха, Только взглянешь – светло. Мне что? – Я старуха, Мое время прошло.
Налетевший на град Вацла́ва – Так пожар пожирает тра́ву… Поигравший с богемской гранью! –
На этой странице представлен рейтинг стихотворений, основанный на автоматическом анализе данных из некоторых социальных сетей. В этом анализе учитываются многие параметры, такие как количество посещений этих ресурсов, отзывы читателей, упоминания стихотворений в социальных сетях и многое другое.
