Цветаева М. И. Мельница
И снова над струей тяжелой В зеленой ивовой тени Та мельница, что в оны дни Баллады для меня молола.
Для поиска произведения воспользуйтесь поиском или используйте алфавитный указатель для выбора автора.
И снова над струей тяжелой В зеленой ивовой тени Та мельница, что в оны дни Баллады для меня молола.
Сыплет, сыплет, сыплет снег. Над равниною бесплодной Мириадами летят Мотыльки зимы холодной.
Тихо-смирно лежи в своей торбочке, пес, Не скребись, не возись, мой щенок. От кондукторских глаз спрячь и ушки и нос, – Безбилетного дело – молчок.
Еще я молод! Молод! Но меня: Моей щеки румяной, крови алой – Моложе – песня красная моя! И эта песня от меня сбежала
О, кто бы нас направил, О, кто бы нам ответил? Где край, который примет Нас с нерожденным третьим?
Ты говоришь о Данта роке злобном И о Мицкевича любившей мгле. Как можешь говорить ты о подобном Мне – горестнейшему на всей земле!
На трудных тропах бытия Мой спутник – молодость моя. Бегут как дети по бокам
Среди поля у дороги Стародавний крест стоит, А на нем Христос распятый Тоже с давних лет висит.
Настанет день, давно-давно желанный: Я вырвусь, чтобы встретиться с тобой, Порву оковы фальши и обмана, Наложенные низостью людской,
Отощав в густых лесах, Вышел волк на снежный шлях, И зубами волк – Щелк!
Не разлучай меня с горючей болью, Не покидай меня, о дума-мука Над братским горем, над людским бездольем!
В моей отчизне каждый Багром и топором Теперь работать волен, Как я – своим пером.
– О чем, ну, о чем, мой цветочек? Не жаль тебе розовых щечек? Не жаль – голубого глазка? – Тоска!
Отступились сердца от меня! Отвернулись друзья и родня! Опустела живому земля… Иль боятся те люди меня?
Ребенок – великое счастье в доме, Сокровище! Праздник! Звезда во мгле! Ведь выжил твой сын, не зачах, не помер, – Чего ж ты толкуешь о горе и зле?
Есть рифмы в мире сём: Разъединишь – и дрогнет. Гомер, ты был слепцом. Ночь – на буграх надбровных.
Наконец-то встретила Надобного – мне: У кого-то смертная Надоба – во мне.
С сердцем чистым и горячим Этот мальчик взрос. У людей на это сердце Непрерывный спрос.
Тридцатая годовщина Союза – держись, злецы! Я знаю твои морщины, Изъяны, рубцы, зубцы –
В Судетах, ни лесной чешской границе, офицер с 20-тью солдатами, оставив солдат в лесу, вышел на дорогу и стал стрелять в подходящих немцев. Конец его неизвестен. (Из сентябрьских газет 1938 г.) Чешский лесок –
Как бы дым твоих ни горек Труб, глотать его – всё нега! Оттого что ночью – город – Опрокинутое небо.
Скороговоркой – ручья водой Бьющей: – Любимый! больной! родной! Речитативом – тоски протяжней:
Так ясно сиявшие До самой зари – Кого провожаете, Мои фонари?
В мире, ревущем: – Слава грядущим! Что́ во мне шепчет: – Слава прошедшим!
В глубокий час души и ночи, Нечислящийся на часах, Я отроку взглянула в очи, Нечислящиеся в ночах
Оплетавшие – останутся. Дальше – высь. В час последнего беспамятства Не очнись.
Двух – жарче меха! рук – жарче пуха! Круг – вкруг головы. Но и под мехом – неги, под пухом Гаги – дрогнете вы!
Живу – не трогаю. Горы не срыть. Спроси безногого, Ответит: жить.
Обидел и обошел? Спасибо за то, что – стол Дал, стойкий, врагам на страх Стол – на четырех ногах
Полон и просторен Край. Одно лишь горе: Нет у чехов – моря. Стало чехам – море
На темени горном, На темени голом – Часовня. В жемчужные воды
– «Переименовать!» Приказ – Одно, народный глас – другое. Так, погребенья через час, Пошла «Волошинскою горою»
– О всеми голосами раковин Ты пел ей… – Травкой каждою.
Высокомерье – каста. Чем недохват – отказ. Что говорить: не часто! В тысячелетье – раз.
…Ох, речи мои моро́чные, Обро́нные жемчуга! Ох, реки мои молочные, Кисельные берега!
3 Дармоедством пресытясь, С шины – спешится внук.
Позади горизонты валились пластами, как пашня под плугом, Ввысь взлетали мосты наподобие огненных птиц, И наш дом – для последнего разу – мне брызнул звездою.
Что же мне делать, слепцу и пасынку, В мире, где каждый и отч и зряч, Где по анафемам, как по насыпям – Страсти! где насморком
– Мама, долго ль? Мама, скоро ль? Мама, время Замуж – мне!
Не колесо громовое – Взглядами перекинулись двое. Не Вавилон обрушен –
Молчи, богемец! Всему конец! Живите, другие страны! По лестнице из живых сердец Германец входит в Градчаны.
Мало ада и мало рая: За тебя уже умирают. Вслед за братом, увы, в костер –
Налетевший на град Вацла́ва – Так пожар пожирает тра́ву… Поигравший с богемской гранью! –
Крадется к городу впотьмах Коварный враг. Но страж на башенных зубцах Заслышал шаг.
Колотёры-молотёры, Полотёры-полодёры, Кумашный стан, Бахромчатый штан.
А может, лучшая победа Над временем и тяготеньем – Пройти, чтоб не оставить следа, Пройти, чтоб не оставить тени
Под занавесом дождя От глаз равнодушных кроясь, – О завтра мое! – тебя Выглядываю – как поезд
Над колыбелью твоею – где ты? – Много, ох много же, будет пето. Где за работой швея и мать –
Когда я гляжу на летящие листья, Слетающие на булыжный торец, Сметаемые – как художника кистью, Картину кончающего наконец,
Есть в мире лишние, добавочные, Не вписанные в окоём. (Нечислящимся в ваших справочниках, Им свалочная яма – дом).
Капитан, пушкарь и боцман – Штурман тоже, хоть и сед, – Мэгги, Мод, Марион и Молли – Всех любили, – кроме Кэт.
Ушел – не ем: Пуст – хлеба вкус. Всё – мел. За чем ни потянусь.
Преодоленье Косности русской – Пушкинский гений? Пушкинский мускул
Окно раскрыло створки – Как руки. Но скрестив Свои – взирает с форта: На мыс – отвес – залив
Не знаю, какая столица: Любая, где людям – не жить. Девчонка, раскинувшись птицей, Детеныша учит ходить.
– Годы твои – гора, Время твое – <царей.> Дура! любить – стара. – Други! любовь – старей:
Никому не отмстила и не отмщу – Одному не простила и не прощу С дня как очи раскрыла – по гроб дубов Ничего не спустила – и видит Бог
– Насмарку твой стих! На стройку твой лес Столетний! – Не верь, сын!
Вступление к поэме «Сцена у ручья» Глинозема седым бурьяном, Желтым полем, звенящим вслед,
Потусторонним Залом царей. – А непреклонный Мраморный сей?
Остров есть. Толчком подземным Выхвачен у Нереид. Девственник. Еще никем не Выслежен и не открыт.
Вскрыла жилы: неостановимо, Невосстановимо хлещет жизнь. Подставляйте миски и тарелки! Всякая тарелка будет – мелкой,
В стране, которая – одна Из всех звалась Господней, Теперь меняют имена Всяк, как ему сегодня
Опустивши забрало, Со всем – в борьбе, У меня уже – мало Улыбок – себе…
Начинается Плач гитары, Разбивается Чаша утра.
О путях твоих пытать не буду, Милая! – ведь все сбылось. Я был бос, а ты меня обула Ливнями волос –
Вся его наука – Мощь. Светло́ – гляжу: Пушкинскую руку Жму, а не лижу.
Бузина цельный сад залила! Бузина зелена, зелена, Зеленее, чем плесень на чане! Зелена, значит, лето в начале!
Отлило – обдало – накатило – – Навзничь! – Умру. Так Поликсена, узрев Ахилла Там, на валу –
…Так, не дано мне ничего, В ответ на праздник, мной даваем. Так яблоня – до одного Цветы раздаривает маем!
Двенадцать месяцев в году. Не веришь – посчитай. Но всех двенадцати милей Веселый месяц май.
Чем – не боги же – поэты! Отблагодарю за это – Длящееся с Рождества – Лето слуха и ответа,
Материнское – сквозь сон – ухо. У меня к тебе наклон слуха, Духа – к страждущему: жжет? да? У меня к тебе наклон лба,
Мне белый день чернее ночи, – Ушла любимая с другим! Мне думалось, что я – любим! Увы, увы, увы, увы!
Пела рана в груди у князя. Или в ране его – стрела Пела? – к милому не поспеть мол,
Глыбами – лбу Лавры похвал. «Петь не могу!» – «Будешь!» – «Пропал,
Когда друг другу лжем, (Ночь, прикрываясь днем) Когда друг друга ловим, (Суть, прикрываясь словом)
Под ивой хата приткнулась криво. В той хате бабка варила пиво. Входили парни в лохматых шапках,
Гуляла девушка в лесу, По кустикам плясала. Зеленая ей на пути Орешина предстала.
Существования котловиною Сдавленная, в столбняке глушизн, Погребенная заживо под лавиною Дней – как каторгу избываю жизнь.
Рано еще – не быть! Рано еще – не жечь! Нежность! Жестокий бич Потусторонних встреч.
Едва лишь сел я вином упиться, Вином упиться – друзьям на здравье, Друзьям на здравье, врагам на гибель – Над ровным полем взвилися птицы,
Рябину Рубили Зорькою. Рябина –
Челюскинцы! Звук – Как сжатые челюсти. Мороз их них прет, Медведь из них щерится.
Крик станций: останься! Вокзалов: о жалость! И крик полустанков: Не Дантов ли
Врылась, забылась – и вот как с тысяче – футовой лестницы без перил. С хищностью следователя и сыщика Все́ мои тайны – сон перерыл.
Ятаган? Огонь? Поскромнее, – куда как громко! Боль, знакомая, как глазам – ладонь,
Оставленной быть – это втравленной быть В грудь – синяя татуировка матросов! Оставленной быть – это явленной быть Семи океанам… Не валом ли быть
1 Так вслушиваются (в исток Вслушивается – устье).
В о́ны дни певала дрема По всем селам-деревням: – Спи, младенец! Не то злому Псу-татарину отдам!
Чем окончился этот случай, Не узнать ни любви, ни дружбе. С каждым днем отвечаешь глуше, С каждым днем пропадаешь глубже.
<1> В синее небо ширя глаза – Как восклицаешь: – Будет гроза!
Товарищи, как нравится Вам в проходном дворе Всеравенства – перст главенства: – Заройте на горе!
Кто нам сказал, что всё исчезает? Птицы, которую ты ранил, Кто знает? – не останется ли ее полет? И, может быть, стебли объятий
Ледяная тиара гор – Только бренному лику – рамка. Я сегодня плющу – пробор Провела на граните замка.
Всем покадили и потрафили: . . . . . .– стране – родне – Любовь не входит в биографию, – Бродяга остается – вне…
Атлантским и сладостным Дыханьем весны – Огромною бабочкой Мой занавес – и –
Обнимаю тебя кругозором Гор, гранитной короною скал. (Занимаю тебя разговором – Чтобы легче дышал, крепче спал.)
Мой письменный верный стол! Спасибо за то, что шел Со мною по всем путям. Меня охранял – как шрам.
С фонарем обшарьте Весь подлунный свет! Той страны на карте – Нет, в пространстве – нет.
На этой странице представлены последние добавления стихотворений в нашу базу данных.
Этот сайт создаётся с любовью и вдохновением, без рекламных баннеров и внешнего финансирования. Ваше пожертвование поможет покрыть расходы на хостинг, техническую поддержку и дальнейшее развитие проекта.
Спасибо за вашу поддержку!