Фонвизин Д. И. К уму моему
К тебе, о разум мой, я слово обращаю; Я более тебя уже не защищаю. Хоть в свете больше всех я сам себя люблю, Но склонностей твоих я больше не терплю.
Для поиска произведения воспользуйтесь поиском или используйте алфавитный указатель для выбора автора.
К тебе, о разум мой, я слово обращаю; Я более тебя уже не защищаю. Хоть в свете больше всех я сам себя люблю, Но склонностей твоих я больше не терплю.
О Клим! дела твои велики! Но кто хвалил тебя? Родня и два заики.
Натуры пасынок, проказ ее пример, Пиита, философ и унтер-офицер! Ограблен мачехой, обиженный судьбою, Имеешь редкий дар — довольным быть собою.
Скажи, Шумилов, мне: на что сей создан свет? И как мне в оном жить, подай ты мне совет. Любезный дядька мой, наставник и учитель, И денег, и белья, и дел моих рачитель!
В Ливийской стороне правдивый слух промчался, Что Лев, звериный царь, в большом лесу скончался.: Стекалися туда скоты со всех сторон Свидетелями быть огромных похорон.
Король ходит большими шагами Взад и вперед по палатам; Люди спят – королю лишь не спится: Короля султан осаждает,
Стамбул гяуры нынче славят, А завтра кованой пятой, Как змия спящего, раздавят И прочь пойдут и так оставят.
Когда так нежно, так сердечно, Так радостно я встретил вас, Вы удивилися, конечно, Досадой хладно воружась.
Радивой поднял желтое знамя: Он идет войной на бусурмана. А далматы, завидя наше войско, Свои длинные усы закрутили,
<Дук.> Вам объяснять правления начала Излишним было б для меня трудом — Не нужно вам ничьих советов. – Знаньем
В начале жизни школу помню я; Там нас, детей беспечных, было много; Неровная и резвая семья.
Я возмужал [среди] печальных бурь, И дней моих поток, так долго мутный, [Теперь утих] [дремотою минутной] И отразил небесную лазурь.
"Черногорцы? что такое? — Бонапарте вопросил: — Правда ль: это племя злое, Не боится наших сил?
Вы за «Онегина» советуете, други, Опять приняться мне в осенние досуги. Вы говорите мне: он жив и не женат. Итак, еще роман не кончен – это клад:
О, кто бы ни был ты, чье ласковое пенье Приветствует мое к блаженству возрожденье, Чья скрытая рука мне крепко руку жмет, Указывает путь и посох подает;
Царь увидел пред собой Столик с шахмат<ной> доской. Вот на шахматную доску
Полюбил королевич Яныш Молодую красавицу Елицу, Любит он ее два красные лета, В третье лето вздумал он жениться
Там на брегу, где дремлет лес священный, Твое я имя повторял; Там часто я бродил уединенный И в даль глядел… и милой встречи ждал.
Не то беда, что ты поляк: Костюшко лях, Мицкевич лях! Пожалуй, будь себе татарин, — И тут не вижу я стыда;
Соловей мой, соловейко, Птица малая лесная! У тебя ль, у малой птицы, Незаменные три песни,
[Крив был Гнедич поэт, преложитель слепого Гомера, Боком одним с образцом схож и его перевод.]
Царей потомок Меценат, Мой покровитель стародавный, Иные колесницу мчат В ристалище под пылью славной
Грустен и весел вхожу, ваятель, в твою мастерскую: Гипсу ты мысли даешь, мрамор послушен тебе: Сколько богов, и богинь, и героев!.. Вот Зевс Громовержец, Вот из подлобья глядит, дуя в цевницу, сатир.
Ты просвещением свой разум осветил, Ты правды лик увидел, И нежно чуждые народы возлюбил, И мудро свой возненавидел.
… Вновь я посетил Тот уголок земли, где я провел Изгнанником два года незаметных. Уж десять лет ушло с тех пор – и много
Везувий зев открыл – дым хлынул клубом – пламя Широко развилось, как боевое знамя. Земля волнуется – с шатнувшихся колонн Кумиры падают! Народ, гонимый [страхом],
Если ехать вам случится От **** на *, Там, где Л. струится Меж отлогих берегов, —
О нет, мне жизнь не надоела, Я жить люблю, я жить хочу, Душа не вовсе охладела, Утратя молодость свою.
Язык и ум теряя разом, Гляжу на вас единым глазом: Единый глаз в главе моей. Когда б Судьбы того хотели,
Зачем я ею [очарован]? Зачем расстаться должен с ней? Когда б я не был избалован Цыганской жизнию моей.
Юношу, горько рыдая, ревнивая дева бранила; К ней на плечо преклонен, юноша вдруг задремал. Дева тотчас умолкла, сон его легкий лелея. И улыбалась ему, тихие слезы лия.
Какие крохотны коровки! Есть, право, менее булавочной головки. Крылов.
Великий день Бородина Мы братской тризной поминая, Твердили: "Шли же племена, Бедой России угрожая;
Благословляю новоселье, Куда домашний свой кумир Ты перенес – а с ним веселье, Свободный труд и сладкий мир.
Я здесь, Инезилья, Я здесь под окном. Объята Севилья И мраком и сном.
Поредели, побелели Кудри, честь главы моей, Зубы в деснах ослабели, И потух огонь очей.
Гонимый рока самовластьем От пышной далеко Москвы, Я буду вспоминать с участьем То место, где цветете вы.
Ты хочешь, мой [наперсник строгой], Боев парнасских судия, Чтоб ... тревогой .........
Альфонс садится на коня; Ему хозяин держит стремя. "Сеньор, послушайтесь меня: Пускаться в путь теперь не время.
На это скажут мне с улыбкою неверной: Смотрите, вы поэт уклонный, лицемерный, Вы нас морочите – вам слава не нужна, Смешной и суетной Вам кажется она;
Чу, пушки грянули! крылатых кораблей Покрылась облаком [станица боевая], Корабль вбежал в Неву – и вот среди зыбей Качаясь плавает, как [лебедь молодая].
О бедность! затвердил я наконец Урок твой горький! Чем я заслужил Твое гоненье, властелин враждебный, Довольства враг, суровый сна мутитель?..
I. На Испанию родную Призвал мавра Юлиан.
Отцы пустынники и жены непорочны, Чтоб сердцем возлетать во области заочны, Чтоб укреплять его средь дольних бурь и битв, Сложили множество божественных молитв;
Когда за городом, задумчив, я брожу И на публичное кладбище захожу, Решетки, столбики, нарядные гробницы, Под коими гниют все мертвецы столицы,
Дробясь о мрачные скалы, Шумят и пенятся валы, И надо мной кричат орлы, И ропщет бор,
От меня вечор Леила Равнодушно уходила. Я сказал: «Постой, куда?» А она мне возразила:
Твои догадки – сущий вздор: Моих стихов ты не проникнул. Я знаю, ты картежный вор, Но от вина ужель отвыкнул?
Юноша трижды шагнул, наклонился, рукой о колено Бодро опёрся, другой поднял меткую кость. Вот уж прицелился… прочь! раздайся, народ любопытный, Врозь расступись; не мешай русской удалой игре.
Начнем ab ovo: Мой Езерский Происходил от тех вождей, Чей в древни веки парус дерзкий
Here's a health to thee, Mary. Пью за здравие Мери, Милой Мери моей.
Высоко над семьею гор, Казбек, твой царственный шатер Сияет вечными лучами. Твой монастырь за облаками,
В пещере, на острых каменьях Притаился храбрый гайдук Хризич. С ним жена его Катерина, С ним его два милые сына,
C'est l'âge de Chérubin… Пятнадцать лет мне скоро минет; Дождусь ли радостного дня?
Колокольчики звенят, Барабанчики гремят, А люди-то, люди — Ой люшеньки-люли!
Два чувства дивно близки нам — В них обретает сердце пищу — Любовь к родному пепелищу, Любовь к отеческим гробам.
Не дорого ценю я громкие права, От коих не одна кружится голова. Я не ропщу о том, что отказали боги Мне в сладкой участи оспоривать налоги,
Не дай мне бог сойти с ума. Нет, легче посох и сума; Нет, легче труд и глад. Не то, чтоб разумом моим
С Гомером долго ты беседовал один, Тебя мы долго ожидали, И светел ты сошел с таинственных вершин И вынес нам свои скрижали.
Напрасно видишь тут ошибку: Рука искусства навела На мрамор этих уст улыбку, А гнев на хладный лоск чела.
Два дубочка выростали рядом, Между ими тонковерхая елка. Не два дуба рядом выростали, Жили вместе два братца родные:
Эхо, бессонная нимфа, скиталась по брегу Пенея. Феб, увидев ее, страстию к ней воспылал. Нимфа плод понесла восторгов влюбленного бога; Меж говорливых наяд, мучась, она родила
"Что ты ржешь, мой конь ретивый, Что ты шею опустил, Не потряхиваешь гривой, Не грызешь своих удил?
Трусоват был Ваня бедный: Раз он позднею порой, Весь в поту, от страха бледный, Чрез кладбище шел домой.
Чудный сон мне бог послал — С длинной белой бородою В белой ризе предо мною Старец некой предстоял
Юноша! скромно пируй, и шумную Вакхову влагу С трезвой струею воды, с мудрой беседой мешай.
I. Однажды странствуя среди долины дикой, Незапно был объят я скорбию великой
......... ......... Стамати был стар и бессилен, А Елена молода и проворна;
Что же сухо в чаше дно? Наливай мне, мальчик резвый, Только пьяное вино Раствори водою трезвой.
В часы забав иль праздной скуки, Бывало, лире я моей Вверял изнеженные звуки Безумства, лени и страстей.
Шумит кустарник… На утес Олень веселый выбегает, [Пугливо] он подножный лес С вершины острой озирает,
Не два волка в овраге грызутся, Отец с сыном в пещере бранятся. Старый Петро сына укоряет: "Бунтовщик ты, злодей проклятый!
Глухой глухого звал к суду судьи глухого, Глухой кричал: «Моя им сведена корова!» — "Помилуй, – возопил глухой тому в ответ: — Сей пустошью владел еще покойный дед".
(Москва) От северных оков освобождая мир, Лишь только на поля, струясь, дохнет зефир,
Тебе певцу, тебе герою! Не удалось мне за тобою При громе пушечном, в огне Скакать на бешеном коне.
Когда твои младые лета Позорит шумная молва, И ты по приговору света На честь утратила права;
Scorn not the sonnet, critic. Wordsworth.
Когда великое свершалось торжество, И в муках на кресте кончалось божество, Тогда по сторонам животворяща древа Мария-грешница и пресвятая дева,
Он между нами жил Средь племени ему чужого, злобы В душе своей к нам не питал, и мы Его любили. Мирный, благосклонный,
Меж горных <стен><?> несется Терек, Волнами точит дикий берег, Клокочет вкруг огромных скал, То здесь, [то там] дорогу роет,
Стою печален на кладбище. Гляжу кругом – обнажено Святое смерти пепелище И степью лишь окружено.
Пред испанкой благородной Двое рыцарей стоят. Оба смело и свободно В очи прямо ей глядят.
В Академии наук Заседает князь Дундук. Говорят, не подобает Дундуку такая честь;
Не многие умы от благ прямых и прочных Зло могут отличить… [рассудок] редко нам [Внушает] .........
У ворот сидел Марко Якубович; Перед ним сидела его Зоя, А мальчишка их играл у порогу. По дороге к ним идет незнакомец,
Узнают коней ретивых По их выжженным таврам, Узнают парфян кичливых: По высоким клобукам;
Полюбуйтесь же вы, дети, Как в сердечной простоте Длинный Фирс играет в эти, Те, те, те и те, те, те.
Minister vetuli, puer. Пьяной горечью Фалерна Чашу мне наполни, мальчик!
Любезный Вяземский, поэт и камергер… (Василья Львовича узнал ли ты манер? Так некогда письмо он начал к камергеру, Украшенну ключом за Верность и за Веру)
Чем чаще празднует лицей Свою святую годовщину, Тем робче старый круг друзей В семью стесняется едину,
Три у Будрыса сына, как и он, три литвина. Он пришел толковать с молодцами. "Дети! седла чините, лошадей проводите, Да точите мечи с бердышами.
Не то беда, Авдей Флюгарин, Что родом ты не русский барин, Что на Парнасе ты цыган, Что в свете ты Видок Фиглярин:
Смеясь жестоко над собратом, Писаки русские толпой Меня зовут аристократом. Смотри, пожалуй, вздор какой!
Что есть истина? Друг.
Перестрелка за холмами; Смотрит лагерь их и наш; На холме пред казаками Вьется красный делибаш.
Нет, я не дорожу мятежным наслажденьем, Восторгом чувственным, безумством, исступленьем, Стенаньем, криками вакханки молодой, Когда, виясь в моих объятиях змией,
Когда в объятия мои Твой стройный стан я заключаю, И речи нежные любви Тебе с восторгом расточаю,
Кто из богов мне возвратил Того, с кем первые походы И браней ужас я делил, Когда за призраком свободы
Ты угасал, богач младой! Ты слышал плач друзей печальных. Уж смерть являлась за тобой В дверях сеней твоих хрустальных.
Слышу умолкнувший звук божественной эллинской речи; Старца великого тень чую смущенной душой.
На этой странице представлены последние добавления стихотворений в нашу базу данных.
Этот сайт создаётся с любовью и вдохновением, без рекламных баннеров и внешнего финансирования. Ваше пожертвование поможет покрыть расходы на хостинг, техническую поддержку и дальнейшее развитие проекта.
Спасибо за вашу поддержку!