2051 Цветаева М. И. Сугробы — 8. А сугробы подаются…
А сугробы подаются, Скоро расставаться. Прощай, вьюг-твоих-приютство, Воркотов приятство.
Для поиска произведения воспользуйтесь поиском или используйте алфавитный указатель для выбора автора.
А сугробы подаются, Скоро расставаться. Прощай, вьюг-твоих-приютство, Воркотов приятство.
Где-то маятник качался, голоса звучали пьяно. Преимущество мадеры я доказывал с трудом. Вдруг заметил я, как в пляске закружилися стаканы, Вызывающе сверкая ослепительным стеклом.
Голуби реют серебряные, растерянные, вечерние… Материнское мое благословение Над тобой, мой жалобный Вороненок.
В Судетах, ни лесной чешской границе, офицер с 20-тью солдатами, оставив солдат в лесу, вышел на дорогу и стал стрелять в подходящих немцев. Конец его неизвестен. (Из сентябрьских газет 1938 г.) Чешский лесок –
Не поэтом он был: в незнакомом Не искал позабытых созвучий, Без гнева на звезды и тучи Наклонялся над греческим томом.
Волна катится за волною В неизмеримый океан... Зима сменилася весною, И реже воет ураган;
Руки даны мне – протягивать каждому обе, Не удержать ни одной, губы – давать имена, Очи – не видеть, высокие брови над ними – Нежно дивиться любви и – нежней – нелюбви.
Ю.3. Beau ténébreux![*] – Вам грустно. – Вы больны. Мир неоправдан, – зуб болит! – Вдоль нежной
Глотаю соленые слезы. Роман неразрезанный – глуп. Не надо ни робы, ни розы, Ни розовой краски для губ,
Играй, Адель, Не знай печали; Хариты, Лель Тебя венчали
Олени всякий год рога переменяют, А у Клитандера по всякий день взрастают.
«Я страшно нищ, Вы так бедны, Так одинок и так один. Так оба проданы за грош. Так хороши – и так хорош…
"Черногорцы? что такое? — Бонапарте вопросил: — Правда ль: это племя злое, Не боится наших сил?
Всё в таинственном молчаньи; Холм оделся темнотой; Ходит в облачном сияньи Полумесяц молодой.
И глупо звать его «Красная Ницца», и скушно звать
1 Были вагоны, стали – могилы… Крытые снегом, битые вьюгой.
Из недр и на ветвь – рысями! Из недр и на ветр – свистами! Гусиным пером писаны?
Не два волка в овраге грызутся, Отец с сыном в пещере бранятся. Старый Петро сына укоряет: "Бунтовщик ты, злодей проклятый!
И снова над струей тяжелой В зеленой ивовой тени Та мельница, что в оны дни Баллады для меня молола.
В жизни мрачной и презренной Был он долго погружен, Долго все концы вселенной Осквернял развратом он.
Как настигаемый олень Летит перо. О . . . . . . . . . И как хитро!
Вам, веселые девицы, – Не упомнил всех имен – Вам, веселые девицы, От певца – земной поклон.
Гале Дьяконовой Мама стала на колени Перед ним в траве.
Ввечеру выходят семьи. Опускаются на скамьи. Из харчевни – пар кофейный. Господин клянется даме.
В сиянии и в радостном покое, У трона вечного творца, С улыбкой он глядит в изгнание земное, Благословляет мать и молит за отца.
Смывает лучшие румяна – Любовь. Попробуйте на вкус, Как слезы – солоны. Боюсь, Я завтра утром – мертвой встану.
Бранись, ворчи, болван болванов, Ты не дождешься, друг мой Ланов, Пощечин от руки моей. Твоя торжественная рожа
Седой Свистов! ты царствовал со славой; Пора, пора! сложи с себя венец: Питомец твой младой, цветущий, здравый, Тебя сменит, великий наш певец!
Чем окончился этот случай, Не узнать ни любви, ни дружбе. С каждым днем отвечаешь глуше, С каждым днем пропадаешь глубже.
В журнал совсем не европейский, Над коим чахнет старый журналист, С своею прозою лакейской Взошел болван семинарист.
Веками, веками Свергала, взводила. Горбачусь – из серого камня – Сивилла.
Так ясно сиявшие До самой зари – Кого провожаете, Мои фонари?
Арист нам обещал трагедию такую, Что все от жалости в театре заревут, Что слезы зрителей рекою потекут. Мы ждали драму золотую.
И поплыл себе – Моисей в корзине! – Через белый свет. Кто же думает о каком-то сыне В восемнадцать лет!
Самовластная слобода! Телеграфные провода! Вожделений – моих – выспренных,
И останешься с вопросом На брегу замерзлых вод: "Мамзель Шредер с красным носом Милых Вельо не ведет?"
В мире, ревущем: – Слава грядущим! Что́ во мне шепчет: – Слава прошедшим!
Высокой горести моей – Смиренные следы: На синей варежке моей – Две восковых слезы.
О Клим! дела твои велики! Но кто хвалил тебя? Родня и два заики.
Во имя Отца и Сына и Святого Духа – Отпускаю ныне Дорогого друга Из прекрасной пустыни – в мир.
Запечатленный, как рот оракула – Рот твой, гадавший многим. Женщина, что́ от дозору спрятала Меж языком и нёбом?
И призвал тогда Князь света – Князя тьмы, И держал он Князю тьмы – такую речь: – Оба княжим мы с тобою. День и ночь Поделили поровну с тобой.
Скороговоркой – ручья водой Бьющей: – Любимый! больной! родной! Речитативом – тоски протяжней:
Таял снег в горах суровых, В долы оползни ползли. Снежным оползням навстречу Звери-туры в горы шли.
Над колыбелью твоею – где ты? – Много, ох много же, будет пето. Где за работой швея и мать –
Я не видал такой негодной смеси: Составлен он из подлости и спеси, Но подлости побольше спеси в <нем>. В сраженьи трус, в трахтире он бурлак,
Полон и просторен Край. Одно лишь горе: Нет у чехов – моря. Стало чехам – море
Сомненье, страх, порочную надежду Уже в груди не в силах я хранить; Неверная супруга я Филиппу И сына я его любить дерзаю!..
Да будет день! – и тусклый день туманный Как саван пал над мертвою водой. Взглянув на мир с полуулыбкой странной: – Да будет ночь! – тогда сказал другой.
Так плыли: голова и лира, Вниз, в отступающую даль. И лира уверяла: мира! А губы повторяли: жаль!
На этой странице представлен рейтинг стихотворений, основанный на автоматическом анализе данных из некоторых социальных сетей. В этом анализе учитываются многие параметры, такие как количество посещений этих ресурсов, отзывы читателей, упоминания стихотворений в социальных сетях и многое другое.
Этот сайт создаётся с любовью и вдохновением, без рекламных баннеров и внешнего финансирования. Ваше пожертвование поможет покрыть расходы на хостинг, техническую поддержку и дальнейшее развитие проекта.
Спасибо за вашу поддержку!