Почему ты плачешь? — Так. — Плакать так смешно и глупо. Зареветь, не кончив супа! Отними от глаз кулак!
Если плачешь, есть причина. Я отец, и я не враг. Почему ты плачешь? — Так. — Ну какой же ты мужчина?
Отними от глаз кулак! Что за нрав такой? Откуда? Рассержусь, и будет худо! Почему ты плачешь? — Так.
Все твое: тоска по чуду, Вся тоска апрельских дней, Все, что так тянулось к небу, — Но разумности не требуй. Я до смерти буду Девочкой, хотя твоей.
Милый, в этот вечер зимний Будь, как маленький, со мной. Удивляться не мешай мне, Будь, как мальчик, в страшной тайне И остаться помоги мне Девочкой, хотя женой.
Христос и Бог! Я жажду чуда Теперь, сейчас, в начале дня! О, дай мне умереть, покуда Вся жизнь как книга для меня.
Ты мудрый, Ты не скажешь строго: — «Терпи, еще не кончен срок». Ты сам мне подал — слишком много! Я жажду сразу — всех дорог!
Всего хочу: с душой цыгана Идти под песни на разбой, За всех страдать под звук органа и амазонкой мчаться в бой;
Гадать по звездам в черной башне, Вести детей вперед, сквозь тень… Чтоб был легендой — день вчерашний, Чтоб был безумьем — каждый день!
Люблю и крест, и шелк, и каски, Моя душа мгновений след… Ты дал мне детство — лучше сказки И дай мне смерть — в семнадцать лет!
Из рая детского житья Вы мне привет прощальный шлете, Неизменившие друзья В потертом, красном пререплете. Чуть легкий выучен урок, Бегу тот час же к вам, бывало, - Уж поздно!- Мама, десять строк!...- Но, к счастью, мама забывала. Дрожат на люстрах огоньки... Как хорошо за книгой дома! Под Грига, Шумана и Кюи Я узнавала судьбы Тома. Темнеет, в воздухе свежо... Том в счастье с Бэкки полон веры. Вот с факелом Индеец Джо Блуждает в сумраке пещеры... Кладбище... Вещий крик совы.... (Мне страшно!) Вот летит чрез кочки Приемыш чопорной вдовы, Как Диоген, живущий в бочке. Светлее солнца тронный зал, Над стройным мальчиком - корона... Вдруг - нищий! Боже! Он сказал: "Позвольте, я наследник трона!" Ушел во тьму, кто в ней возник. Британии печальны судьбы... - О, почему средь красных книг Опять за лампой не уснуть бы? О золотые времена, Где взор смелей и сердце чище! О золотые имена: Гекк Финн, Том Сойер, Принц и Нищий!
Когда снежинку, что легко летает, Как звездочка упавшая скользя, Берешь рукой — она слезинкой тает, И возвратить воздушность ей нельзя.
Когда пленясь прозрачностью медузы, Ее коснемся мы капризом рук, Она, как пленник, заключенный в узы, Вдруг побледнеет и погибнет вдруг.
Когда хотим мы в мотыльках-скитальцах Видать не грезу, а земную быль — Где их наряд? От них на наших пальцах Одна зарей раскрашенная пыль!
Оставь полет снежинкам с мотыльками И не губи медузу на песках! Нельзя мечту свою хватать руками, Нельзя мечту свою держать в руках!
Нельзя тому, что было грустью зыбкой, Сказать: «Будь страсть! Горя безумствуй, рдей!» Твоя любовь была такой ошибкой, — Но без любви мы гибнем. Чародей!
Звон колокольный и яйца на блюде Радостью душу согрели. Что лучезарней, скажите мне, люди, Пасхи в апреле?
Травку ласкают лучи, дорогая, С улицы фраз отголоски… Тихо брожу от крыльца до сарая, Меряю доски.
В небе, как зарево, внешняя зорька, Волны пасхального звона… Вот у соседей заплакал так горько Звук граммофона,
Вторят ему бесконечно-уныло Взвизги гармоники с кухни… Многое было, ах, многое было… Прошлое, рухни!
Нет, не помогут и яйца на блюде! Поздно… Лучи догорели… Что безнадежней, скажите мне, люди, Пасхи в апреле?
Есть тихие дети. Дремать на плече У ласковой мамы им сладко и днем. Их слабые ручки не рвутся к свече, — Они не играют с огнем.
Есть дети — как искры: им пламя сродни. Напрасно их учат: «Ведь жжется, не тронь!» Они своенравны (ведь искры они!) И смело хватают огонь.
Есть странные дети: в них дерзость и страх. Крестом потихоньку себя осеня, Подходят, не смеют, бледнеют в слезах И плача бегут от огня.
Мой милый! Был слишком небрежен твой суд: «Огня побоялась — так гибни во мгле!» Твои обвиненья мне сердце грызут И душу пригнули к земле.
Есть странные дети: от страхов своих Они погибают в туманные дни. Им нету спасенья. Подумай о них И слишком меня не вини!
Ты душу надолго пригнул мне к земле… — Мой милый, был так беспощаден твой суд! — Но все же я сердцем твоя — и во мгле «За несколько светлых минут!»
Был вечер музыки и ласки, Всё в дачном садике цвело. Ему в задумчивые глазки Взглянула мама так светло!
Когда ж в пруду она исчезла И успокоилась вода, Он понял — жестом злого жезла Её колдун увлёк туда.
Рыдала с дальней дачи флейта В сияньи розовых лучей… Он понял — прежде был он чей-то, Теперь же нищий стал, ничей.
Он крикнул: «Мама!», вновь и снова, Потом пробрался, как в бреду, К постельке, не сказав ни слова О том, что мамочка в пруду.
Хоть над подушкою икона, Но страшно! — «Ах, вернись домой!» …Он тихо плакал. Вдруг с балкона Раздался голос: «Мальчик мой!»
В изящном узеньком конверте Нашли её «прости»: «Всегда Любовь и грусть — сильнее смерти». Сильнее смерти… Да, о да!..
Я только девочка. Мой долг До брачного венца Не забывать, что всюду — волк И помнить: я — овца.
Мечтать о замке золотом, Качать, кружить, трясти Сначала куклу, а потом Не куклу, а почти.
В моей руке не быть мечу, Не зазвенеть струне. Я только девочка, — молчу. Ах, если бы и мне
Взглянув на звезды знать, что там И мне звезда зажглась И улыбаться всем глазам, Не опуская глаз!
Идешь, на меня похожий, Глаза устремляя вниз. Я их опускала — тоже! Прохожий, остановись!
Прочти — слепоты куриной И маков набрав букет, Что звали меня Мариной, И сколько мне было лет.
Не думай, что здесь — могила, Что я появлюсь, грозя… Я слишком сама любила Смеяться, когда нельзя!
И кровь приливала к коже, И кудри мои вились… Я тоже была, прохожий! Прохожий, остановись!
Сорви себе стебель дикий И ягоду ему вслед, — Кладбищенской земляники Крупнее и слаще нет.
Но только не стой угрюмо, Главу опустив на грудь, Легко обо мне подумай, Легко обо мне забудь.
Как луч тебя освещает! Ты весь в золотой пыли… — И пусть тебя не смущает Мой голос из-под земли.
Моим стихам, написанным так рано, Что и не знала я, что я — поэт, Сорвавшимся, как брызги из фонтана, Как искры из ракет,
Ворвавшимся, как маленькие черти, В святилище, где сон и фимиам, Моим стихам о юности и смерти, — Нечитанным стихам!
Разбросанным в пыли по магазинам, Где их никто не брал и не берет, Моим стихам, как драгоценным винам, Настанет свой черед.
Уж сколько их упало в эту бездну, Разверзтую вдали! Настанет день, когда и я исчезну С поверхности земли.
Застынет все, что пело и боролось, Сияло и рвалось. И зелень глаз моих, и нежный голос, И золото волос.
И будет жизнь с ее насущным хлебом, С забывчивостью дня. И будет все — как будто бы под небом И не было меня!
Изменчивой, как дети, в каждой мине, И так недолго злой, Любившей час, когда дрова в камине Становятся золой.
Виолончель, и кавалькады в чаще, И колокол в селе… — Меня, такой живой и настоящей На ласковой земле!
К вам всем — что мне, ни в чем не знавшей меры, Чужие и свои?! — Я обращаюсь с требованьем веры И с просьбой о любви.
И день и ночь, и письменно и устно: За правду да и нет, За то, что мне так часто — слишком грустно И только двадцать лет,
За то, что мне прямая неизбежность — Прощение обид, За всю мою безудержную нежность И слишком гордый вид,
За быстроту стремительных событий, За правду, за игру… — Послушайте! — Еще меня любите За то, что я умру.
Я с вызовом ношу его кольцо — Да, в Вечности — жена, не на бумаге. — Его чрезмерно узкое лицо Подобно шпаге.
Безмолвен рот его, углами вниз, Мучительно-великолепны брови. В его лице трагически слились Две древних крови.
Он тонок первой тонкостью ветвей. Его глаза — прекрасно-бесполезны! — Под крыльями распахнутых бровей — Две бездны.
В его лице я рыцарству верна. — Всем вам, кто жил и умирал без страху. — Такие — в роковые времена — Слагают стансы — и идут на плаху.
Легкомыслие! — Милый грех, Милый спутник и враг мой милый! Ты в глаза мои вбрызнул смех, И мазурку мне вбрызнул в жилы.
Научив не хранить кольца, — С кем бы жизнь меня ни венчала! Начинать наугад с конца, И кончать ещё до начала.
Быть, как стебель, и быть, как сталь, В жизни, где мы так мало можем… — Шоколадом лечить печаль И смеяться в лицо прохожим!
Мне нравится, что Вы больны не мной, Мне нравится, что я больна не Вами, Что никогда тяжелый шар земной Не уплывет под нашими ногами. Мне нравится, что можно быть смешной — Распущенной — и не играть словами, И не краснеть удушливой волной, Слегка соприкоснувшись рукавами.
Мне нравится еще, что Вы при мне Спокойно обнимаете другую, Не прочите мне в адовом огне Гореть за то, что я не Вас целую. Что имя нежное мое, мой нежный, не Упоминаете ни днем ни ночью — всуе… Что никогда в церковной тишине Не пропоют над нами: аллилуйя!
Спасибо Вам и сердцем и рукой За то, что Вы меня — не зная сами! — Так любите: за мой ночной покой, За редкость встреч закатными часами, За наши не-гулянья под луной, За солнце не у нас над головами, За то, что Вы больны — увы! — не мной, За то, что я больна — увы! — не Вами.
Цыганская страсть разлуки! Чуть встретишь — уж рвёшься прочь! Я лоб уронила в руки И думаю, глядя в ночь:
Никто, в наших письмах роясь, Не понял до глубины, Как мы вероломны, то есть — Как сами себе верны.
Я знаю правду! Все прежние правды — прочь! Не надо людям с людьми на земле бороться. Смотрите: вечер, смотрите: уж скоро ночь. О чём — поэты, любовники, полководцы?
Уж ветер стелется, уже земля в росе, Уж скоро звёздная в небе застынет вьюга, И под землёю скоро уснем мы все, Кто на земле не давали уснуть друг другу.
Быть в аду нам, сестры пылкие, Пить нам адскую смолу, — Нам, что каждою-то жилкою Пели Господу хвалу!
Нам, над люлькой да над прялкою Не клонившимся в ночи, Уносимым лодкой валкою Под полою епанчи.
В тонкие шелка китайские Разнаряженным с утра, Заводившим песни райские У разбойного костра.
Нерадивым рукодельницам — Шей не шей, а все по швам! — Плясовницам и свирельницам, Всему миру — госпожам!
То едва прикрытым рубищем, То в созвездиях коса. По острогам да по гульбищам Прогулявшим небеса.
Прогулявшим в ночи звездные В райском яблочном саду… — Быть нам, девицы любезные, Сестры милые — в аду!
Имя твоё — птица в руке, Имя твоё — льдинка на языке, Одно единственное движенье губ, Имя твоё — пять букв. Мячик, пойманный на лету, Серебряный бубенец во рту,
Камень, кинутый в тихий пруд, Всхлипнет так, как тебя зовут. В лёгком щёлканье ночных копыт Громкое имя твоё гремит. И назовёт его нам в висок Звонко щёлкающий курок.
Имя твоё — ах, нельзя! — Имя твоё — поцелуй в глаза, В нежную стужу недвижных век, Имя твоё — поцелуй в снег. Ключевой, ледяной, голубой глоток… С именем твоим — сон глубок.
В огромном городе моем - ночь. Из дома сонного иду - прочь И люди думают: жена, дочь,- А я запомнила одно: ночь.
Июльский ветер мне метет - путь, И где-то музыка в окне - чуть. Ах, нынче ветру до зари - дуть Сквозь стенки тонкие груди - в грудь.
Есть черный тополь, и в окне - свет, И звон на башне, и в руке - цвет, И шаг вот этот - никому - вслед, И тень вот эта, а меня - нет.
Огни - как нити золотых бус, Ночного листика во рту - вкус. Освободите от дневных уз, Друзья, поймите, что я вам - снюсь.
Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес, Оттого что лес — моя колыбель, и могила — лес, Оттого что я на земле стою — лишь одной ногой, Оттого что я тебе спою — как никто другой.
Я тебя отвоюю у всех времён, у всех ночей, У всех золотых знамён, у всех мечей, Я ключи закину и псов прогоню с крыльца — Оттого что в земной ночи́ я вернее пса.
Я тебя отвоюю у всех других — у той, одной, Ты не будешь ничей жених, я — ничьей женой, И в последнем споре возьму тебя — замолчи! — У того, с которым Иаков стоял в ночи.
Но пока тебе не скрещу на груди персты — О проклятие! — у тебя остаешься — ты: Два крыла твои, нацеленные в эфир, — Оттого что мир — твоя колыбель, и могила — мир!
Кабы нас с тобой да судьба свела — Ох, весёлые пошли бы по земле дела! Не один бы нам поклонился град, Ох мой родный, мой природный, мой безродный брат!
Как последний сгас на мосту фонарь — Я кабацкая царица, ты кабацкий царь. Присягай, народ, моему царю! Присягай его царице, — всех собой дарю!
Кабы нас с тобой да судьба свела, Поработали бы царские на нас колокола! Поднялся бы звон по Москве-реке О прекрасной самозванке и её дружке.
Нагулявшись, наплясавшись на шальном пиру, Покачались бы мы, братец, на ночном ветру… И пылила бы дороженька — бела, бела, — Кабы нас с тобой — да судьба свела!
Вот опять окно, Где опять не спят. Может — пьют вино, Может — так сидят. Или просто — рук Не разнимут двое. В каждом доме, друг, Есть окно такое.
Крик разлук и встреч — Ты, окно в ночи́! Может — сотни свеч, Может — три свечи… Нет и нет уму Моему — покоя. И в моём дому Завелось такое.
Помолись, дружок, за бессонный дом, За окно с огнём!
Я — страница твоему перу. Всё приму. Я белая страница. Я — хранитель твоему добру: Возращу и возвращу сторицей.
Я — деревня, чёрная земля. Ты мне — луч и дождевая влага. Ты — Господь и Господин, а я — Чернозём — и белая бумага!
Стихи растут, как звёзды и как розы, Как красота — ненужная в семье. А на венцы и на апофеозы — Один ответ: — Откуда мне сие́?
Мы спим — и вот, сквозь каменные плиты, Небесный гость в четыре лепестка. О мир, пойми! Певцом — во сне — открыты Закон звезды и формула цветка.
Дружить со мной нельзя, любить меня — не можно! Прекрасные глаза, глядите осторожно!
Баркасу должно плыть, а мельнице — вертеться. Тебе ль остановить кружа́щееся сердце?
Порукою тетрадь — не выйдешь господином! Пристало ли вздыхать над действом комедийным?
Любовный крест тяжёл — и мы его не тронем. Вчерашний день прошёл — и мы его схороним.
Писала я на аспидной доске, И на листочках вееров поблёклых, И на речном, и на морском песке, Коньками по льду и кольцом на стеклах, —
И на стволах, которым сотни зим, И, наконец — чтоб было всем известно! — Что ты любим! любим! любим! — любим! — Расписывалась — радугой небесной.
Как я хотела, чтобы каждый цвел В веках со мной! под пальцами моими! И как потом, склонивши лоб на стол, Крест-накрест перечеркивала — имя…
Но ты, в руке продажного писца Зажатое! ты, что мне сердце жалишь! Непроданное мной! внутри кольца! Ты — уцелеешь на скрижалях.
Кто создан из камня, кто создан из глины,- А я серебрюсь и сверкаю! Мне дело — измена, мне имя — Марина, Я — бренная пена морская.
Кто создан из глины, кто создан из плоти — Тем гроб и нагробные плиты… — В купели морской крещена — и в полете Своем — непрестанно разбита!
Сквозь каждое сердце, сквозь каждые сети Пробьется мое своеволье. Меня — видишь кудри беспутные эти?- Земною не сделаешь солью.
Дробясь о гранитные ваши колена, Я с каждой волной — воскресаю! Да здравствует пена — веселая пена — Высокая пена морская!
Вчера ещё в глаза глядел, А нынче — всё косится в сторону! Вчера еще до птиц сидел, — Всё жаворонки нынче — вороны!
Я глупая, а ты умен, Живой, а я остолбенелая. О, вопль женщин всех времен: «Мой милый, что тебе я сделала?!»
И слезы ей — вода, и кровь — Вода, — в крови, в слезах умылася! Не мать, а мачеха — Любовь: Не ждите ни суда, ни милости.
Увозят милых корабли, Уводит их дорога белая… И стон стоит вдоль всей земли: «Мой милый, что тебе я сделала?»
Вчера еще — в ногах лежал! Равнял с Китайскою державою! Враз обе рученьки разжал, — Жизнь выпала — копейкой ржавою!
Детоубийцей на суду Стою — немилая, несмелая. Я и в аду тебе скажу: «Мой милый, что тебе я сделала?»
Спрошу я стул, спрошу кровать: «За что, за что терплю и бедствую?» «Отцеловал — колесовать: Другую целовать», — ответствуют.
Жить приучил в самом огне, Сам бросил — в степь заледенелую! Вот что ты, милый, сделал мне! Мой милый, что тебе — я сделала?
Всё ведаю — не прекословь! Вновь зрячая — уж не любовница! Где отступается Любовь, Там подступает Смерть-садовница.
Самo — что дерево трясти! — В срок яблоко спадает спелое… — За всё, за всё меня прости, Мой милый, — что тебе я сделала!
Не хочу ни любви, ни почестей: — Опьянительны. — Не падка! Даже яблочка мне не хочется — Соблазнительного — с лотка…
Что-то цепью за мной волочится, Скоро громом начнёт греметь.
— Как мне хочется, Как мне хочется — Потихонечку умереть!
Ты, меня любивший фальшью Истины — и правдой лжи, Ты, меня любивший — дальше Некуда! — За рубежи!
Ты, меня любивший дольше Времени. — Десницы взмах! Ты меня не любишь больше: Истина в пяти словах.
Как живется вам с другою, — Проще ведь? — Удар весла! — Линией береговою Скоро ль память отошла
Обо мне, плавучем острове (По небу — не по водам)! Души, души! — быть вам сестрами, Не любовницами — вам!
Как живется вам с простою Женщиною? Без божеств? Государыню с престола Свергши (с оного сошед),
Как живется вам — хлопочется — Ежится? Встается — как? С пошлиной бессмертной пошлости Как справляетесь, бедняк?
«Судорог да перебоев — Хватит! Дом себе найму». Как живется вам с любою — Избранному моему!
Свойственнее и съедобнее — Снедь? Приестся — не пеняй… Как живется вам с подобием — Вам, поправшему Синай!
Как живется вам с чужою, Здешнею? Ребром — люба? Стыд Зевесовой вожжою Не охлестывает лба?
Как живется вам — здоровится — Можется? Поется — как? С язвою бессмертной совести Как справляетесь, бедняк?
Как живется вам с товаром Рыночным? Оброк — крутой? После мраморов Каррары Как живется вам с трухой
Гипсовой? (Из глыбы высечен Бог — и начисто разбит!) Как живется вам с сто-тысячной — Вам, познавшему Лилит!
Рыночною новизною Сыты ли? К волшбам остыв, Как живется вам с земною Женщиною, без шестых
Чувств?.. Ну, за голову: счастливы? Нет? В провале без глубин — Как живется, милый? Тяжче ли, Так же ли, как мне с другим?
Рас-стояние: версты, мили... Нас рас-ставили, рас-садили, Чтобы тихо себя вели По двум разным концам земли.
Рас-стояние: версты, дали... Нас расклеили, распаяли, В две руки развели, распяв, И не знали, что это - сплав
Вдохновений и сухожилий... Не рассорили - рассорили, Расслоили... Стена да ров. Расселили нас, как орлов-
Заговорщиков: версты, дали... Не расстроили - растеряли. По трущобам земных широт Рассовали нас, как сирот.
Который уж, ну который - март?! Разбили нас - как колоду карт!
Тоска по родине! Давно Разоблаченная морока! Мне совершенно все равно — Где совершенно одинокой
Быть, по каким камням домой Брести с кошелкою базарной В дом, и не знающий, что — мой, Как госпиталь или казарма.
Мне все равно, каких среди Лиц ощетиниваться пленным Львом, из какой людской среды Быть вытесненной — непременно —
В себя, в единоличье чувств. Камчатским медведём без льдины Где не ужиться (и не тщусь!), Где унижаться — мне едино.
Не обольщусь и языком Родным, его призывом млечным. Мне безразлично — на каком Непонимаемой быть встречным!
(Читателем, газетных тонн Глотателем, доильцем сплетен…) Двадцатого столетья — он, А я — до всякого столетья!
Остолбеневши, как бревно, Оставшееся от аллеи, Мне все — равны, мне всё — равно, И, может быть, всего равнее —
Роднее бывшее — всего. Все признаки с меня, все меты, Все даты — как рукой сняло: Душа, родившаяся — где-то.
Так край меня не уберег Мой, что и самый зоркий сыщик Вдоль всей души, всей — поперек! Родимого пятна не сыщет!
Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст, И все — равно, и все — едино. Но если по дороге — куст Встает, особенно — рябина…
Всё повторяю первый стих И всё переправляю слово: — «Я стол накрыл на шестерых»… Ты одного забыл — седьмого.
Невесело вам вшестером. На лицах — дождевые струи… Как мог ты за таким столом Седьмого позабыть — седьмую…
Невесело твоим гостям, Бездействует графин хрустальный. Печально — им, печален — сам, Непозванная — всех печальней.
Невесело и несветло. Ах! не едите и не пьёте. — Как мог ты позабыть число? Как мог ты ошибиться в счёте?
Как мог, как смел ты не понять, Что шестеро (два брата, третий — Ты сам — с женой, отец и мать) Есть семеро — раз я́ на свете!
Ты стол накрыл на шестерых, Но шестерыми мир не вымер. Чем пугалом среди живых — Быть призраком хочу — с твоими,
(Своими)… Робкая как вор, О — ни души не задевая! — За непоставленный прибор Сажусь незваная, седьмая.
Раз! — опрокинула стакан! И всё, что жаждало пролиться, — Вся соль из глаз, вся кровь из ран — Со скатерти — на половицы.
И — гроба нет! Разлуки — нет! Стол расколдован, дом разбужен. Как смерть — на свадебный обед, Я — жизнь, пришедшая на ужин.
…Никто: не брат, не сын, не муж, Не друг — и всё же укоряю: — Ты, стол накрывший на шесть — душ, Меня не посадивший — с краю.
Одна из самых выдающихся русских поэтесс начала XX века, чьё творчество охватывает поэзию, прозу и драматургию. Её произведения известны глубоким эмоциональным насыщением, экспрессивностью и инновационным стилем. Цветаева исследовала темы любви, одиночества, женской судьбы и исторических событий своего времени. Её жизнь была полна трагедий, включая эмиграцию и личные потери, что нашло отражение в её стихах.
Приложение для устройств на платформе Android поможет выучить полюбившиеся вами стихи наиболее простым и эффективным способом. Программа включает обширную коллекцию русских и немецких стихов, которую вы также можете пополнить своими произведениями.