Одна из самых выдающихся русских поэтесс начала XX века, чьё творчество охватывает поэзию, прозу и драматургию. Её произведения известны глубоким эмоциональным насыщением, экспрессивностью и инновационным стилем. Цветаева исследовала темы любви, одиночества, женской судьбы и исторических событий своего времени. Её жизнь была полна трагедий, включая эмиграцию и личные потери, что нашло отражение в её стихах.

Дата рождения:8 окт 1892
Место рождения:Москва
Дата смерти:31 авг 1941 (48 лет)
Место смерти:Елабуга, Татарская АССР
Род деятельности:Поэтесса, прозаик, переводчик
Произведений в базе:1352
(Дитя и собака)

Ребенок – великое счастье в доме, Сокровище! Праздник! Звезда во мгле! Ведь выжил твой сын, не зачах, не помер, – Чего ж ты толкуешь о горе и зле?

Aeternum Vale[*]

Aeternum vale! Сброшен крест! Иду искать под новым бредом И новых бездн и новых звезд, От поражения – к победам!

Die stille Strasse [*]

Die stille Strasse: юная листва Светло шумит, склоняясь над забором, Дома – во сне… Блестящим детским взором Глядим наверх, где меркнет синева.

Kamepata

«Au moment ou je me disposais à monter l’escalier, voilá qu’une femme, envelopée dans un manteau, me saisit vivement la main et l’embrassa». Prokesh-Osten. «Mes relations avec le duc de Reichstadt». Его любя сильней, чем брата,

Perpetuum Mobile [*]

Как звезды меркнут понемногу В сияньи солнца золотом, К нам другу друг давал дорогу, Осенним делаясь листом,

Rouge et Bleue [*]

Девочка в красном и девочка в синем Вместе гуляли в саду. – «Знаешь, Алина, мы платьица скинем, Будем купаться в пруду?».

Адам Важик : Радость советская

Мало радостных слов нам оставило прошлое наше Отдадимте ж уста настоящего радостным гудам Жаждет радость советская звуков как полная чаша Да пробьется на свет красота

Анжелика

Темной капеллы, где плачет орган, Близости кроткого лика!.. Счастья земного мне чужд ураган: Я – Анжелика.

Баловство

В темной гостиной одиннадцать бьет. Что-то сегодня приснится? Мама-шалунья уснуть не дает! Эта мама совсем баловница!

Баярд

За умноженьем – черепаха, Зато чертенок за игрой, Мой первый рыцарь был без страха, Не без упрека, но герой!

Белоснежка

Александру Давидовичу Топольскому Спит Белоснежка в хрустальном гробу. Карлики горько рыдают, малютки.

Болезнь

«Полюбился ландыш белый Одинокой резеде. Что зеваешь?» – «Надоело!» «Где болит?» – «Нигде!»

Бонапартисты

Длинные кудри склонила к земле, Словно вдова молчаливо. Вспомнилось, – там, на гранитной скале, Тоже плакучая ива.

Бывшему чародею

Вам сердце рвет тоска, сомненье в лучшем сея. – «Брось камнем, не щади! Я жду, больней ужаль!» Нет, ненавистна мне надменность фарисея, Я грешников люблю, и мне вас только жаль.

В Ouchy

Держала мама наши руки, К нам заглянув на дно души. О, этот час, канун разлуки, О предзакатный час в Ouchy!

В зале

Над миром вечерних видений Мы, дети, сегодня цари. Спускаются длинные тени, Горят за окном фонари,

В зеркале книги М. Д.-В.

Это сердце – мое! Эти строки – мои! Ты живешь, ты во мне, Марселина! Уж испуганный стих не молчит в забытьи, И слезами растаяла льдина.

В классе

Скомкали фартук холодные ручки, Вся побледнела, дрожит баловница. Бабушка будет печальна: у внучки Вдруг – единица!

В Люксембургском саду

Склоняются низко цветущие ветки, Фонтана в бассейне лепечут струи, В тенистых аллеях все детки, все детки… О детки в траве, почему не мои?

В пятнадцать лет

Звенят-поют, забвению мешая, В моей душе слова: «пятнадцать лет». О, для чего я выросла большая? Спасенья нет!

В раю

Воспоминанье слишком давит плечи, Я о земном заплачу и в раю, Я старых слов при нашей новой встрече Не утаю.

В сквере

Пылают щеки на ветру. Он выбран, он король! Бежит, зовет меня в игру. «Я все игрушки соберу,

В сонном царстве

Скрипнуло… В темной кладовке Крысы поджали хвосты. Две золотистых головки, Шепот: «Ты спишь?» – «Нет, а ты?»

В субботу

Темнеет… Готовятся к чаю… Дремлет Ася под маминой шубой. Я страшную сказку читаю О старой колдунье беззубой.

В сумерках

(На картину «Au Crépouscule» Paul Chabas [*] в Люксембургском музее) Клане Макаренко Сумерки. Медленно в воду вошла

В чужой лагерь

«Да, для вас наша жизнь действительно в тумане». Разговор 20-гo декабря 1909 Ах, вы не братья, нет, не братья!

В Шенбрунне

Нежен первый вздох весны, Ночь тепла, тиха и лунна. Снова слезы, снова сны В замке сумрачном Шенбрунна.

Вождям

Срок исполнен, вожди! На подмостки Вам судеб и времен колесо! Мой удел – с мальчуганом в матроске Погонять золотое серсо.

Волей луны

Мы выходим из столовой Тем же шагом, как вчера: В зале облачно-лиловой Безутешны вечера!

Волшебник

Непонятный учебник, Чуть умолкли шаги, я на стул уронила скорей. Вдруг я вижу: стоит у дверей И не знает, войти ли и хитро мигает волшебник.

Волшебство

Чуть полночь бьют куранты, Сверкают диаманты, Инкогнито пестро. (Опишешь ли, перо,

Второе путешествие

Нет возврата. Уж поздно теперь. Хоть и страшно, хоть грозный и темный ты, Отвори нам желанную дверь, Покажи нам заветные комнаты.

Втроем

– «Мы никого так»… – «Мы никогда так»… – «Ну, что же? Кончайте»… 27-го декабря 1909

Герш Вебер : Данте

Ты говоришь о Данта роке злобном И о Мицкевича любившей мгле. Как можешь говорить ты о подобном Мне – горестнейшему на всей земле!

Гимназистка

Я сегодня всю ночь не усну От волшебного майского гула! Я тихонько чулки натянула И скользнула к окну.

Дама в голубом

Где-то за лесом раскат грозовой, Воздух удушлив и сух. В пышную траву ушел с головой Маленький Эрик-пастух.

Даме с камелиями

Все твой путь блестящей залой зла, Маргарита, осуждают смело. В чем вина твоя? Грешило тело! Душу ты – невинной сберегла.

Два в квадрате

Не знали долго ваши взоры, Кто из сестер для них «она»? Здесь умолкают все укоры, – Ведь две мы. Ваша ль то вина?

Девочка-Смерть

Луна омывала холодный паркет Молочной и ровной волной. К горячей щеке прижимая букет, Я сладко дремал под луной.

Декабрьская сказка

Мы слишком молоды, чтобы простить Тому, кто в нас развеял чары. Но, чтоб о нем, ушедшем, не грустить, Мы слишком стары!

Детская

Наша встреча была – в полумраке беседа Полувзрослого с полудетьми. Хлопья снега за окнами, песни метели… Мы из детской уйти не хотели,

До первой звезды

До первой звезды (есть ли звезды еще? Ведь все изменяет тайком!) Я буду молиться – кому? – горячо, Безумно молиться – о ком?

Добрый колдун

Всё видит, всё знает твой мудрый зрачок Сердца тебе ясны, как травы. Зачем ты меж нами, лесной старичок, Колдун безобидно-лукавый?

Добрый путь!

В мои глаза несмело Ты хочешь заглянуть. За лугом солнце село… Мой мальчик, добрый путь!

Душа и имя

Пока огнями смеется бал, Душа не уснет в покое. Но имя Бог мне иное дал: Морское оно, морское!

Ее слова

– «Слова твои льются, участьем согреты, Но темные взгляды в былом». – «Не правда ли, милый, так смотрят портреты, Задетые белым крылом?»

Жажда

Лидии Александровне Тамбурер Наше сердце тоскует о пире И не спорит и все позволяет.

За книгами

«Мама, милая, не мучь же! Мы поедем или нет?» Я большая, – мне семь лет, Я упряма, – это лучше.

Зеленое ожерелье

Целый вечер играли и тешились мы ожерельем Из зеленых, до дна отражающих взоры, камней. Ты непрочную нить потянул слишком сильно, И посыпались камни обильно,

Зима

Мы вспоминаем тихий снег, Когда из блеска летней ночи Нам улыбнутся старческие очи Под тяжестью усталых век.

Зимняя сказка

«Не уходи», они шепнули с лаской, «Будь с нами весь! Ты видишь сам, какой нежданной сказкой Ты встречен здесь».

Зимой

Снова поют за стенами Жалобы колоколов… Несколько улиц меж нами, Несколько слов!

Из сказки в жизнь

Хоть в вагоне темном и неловко, Хорошо под шум колес уснуть! Добрый путь, Жемчужная Головка, Добрый путь!

Инцидент за супом

– «За дядю, за тетю, за маму, за папу»… – «Чтоб Кутику Боженька вылечил лапу»… – «Нельзя баловаться, нельзя, мой пригожий!»… (Уж хочется плакать от злости Сереже.)

Исповедь

Улыбаясь, милым крошкой звали, Для игры сажали на колени… Я дрожал от их прикосновений И не смел уйти, уже неправый.

Итог дня

Ах, какая усталость под вечер! Недовольство собою и миром и всем! Слишком много я им улыбалась при встрече, Улыбалась, не зная зачем.

Июль – апрелю

Как с задумчивых сосен струится смола, Так текут ваши слезы в апреле. В них весеннему дань и прости колыбели И печаль молодого ствола.

Картинка с конфеты

На губках смех, в сердечке благодать, Которую ни светских правил стужа, Ни мненья лед не властны заковать. Как сладко жить! Как сладко танцевать

Колдунья

Я – Эва, и страсти мои велики: Вся жизнь моя страстная дрожь! Глаза у меня огоньки-угольки, А волосы спелая рожь,

Конец сказки

«Тает царевна, как свечка, Руки сложила крестом, На золотое колечко Грустно глядит». – «А потом?»

Кошки

Максу Волошину Они приходят к нам, когда У нас в глазах не видно боли.

Кроме любви

Не любила, но плакала. Нет, не любила, но все же Лишь тебе указала в тени обожаемый лик. Было все в нашем сне на любовь не похоже: Ни причин, ни улик.

Курлык

Детство: молчание дома большого, Страшной колдуньи оскаленный клык; Детство: одно непонятное слово, Милое слово «курлык».

Летом

– «Ася, поверьте!» и что-то дрожит В Гришином деланном басе. Ася лукава и дальше бежит… Гриша – мечтает об Асе.

Луч серебристый

Эхо стонало, шумела река, Ливень стучал тяжело, Луч серебристый пронзил облака. Им любовались мы долго, пока

Лучший союз

Ты с детства полюбила тень, Он рыцарь грезы с колыбели. Вам голубые птицы пели О встрече каждый вешний день.

Людовик XVII

Отцам из роз венец, тебе из терний, Отцам – вино, тебе – пустой графин. За их грехи ты жертвой пал вечерней, О на заре замученный дофин!

Маленький паж

Этот крошка с душой безутешной Был рожден, чтобы рыцарем пасть За улыбку возлюбленной дамы. Но она находила потешной,

Мальчик с розой

Хорошо невзрослой быть и сладко О невзрослом грезить вечерами! Вот в тени уютная кроватка И портрет над нею в темной раме.

Мальчик-Бред

Алых роз и алых маков Я принес тебе букет. Я ни в чем не одинаков, Я – веселый мальчик-бред.

Мама за книгой

…Сдавленный шепот… Сверканье кинжала… – «Мама, построй мне из кубиков домик!» Мама взволнованно к сердцу прижала Маленький томик.

Мама на даче

Мы на даче: за лугом Ока серебрится, Серебрится, как новый клинок. Наша мама сегодня царица, На головке у мамы венок.

Мама на лугу

Вы бродили с мамой на лугу И тебе она шепнула: «Милый! Кончен день, и жить во мне нет силы. Мальчик, знай, что даже из могилы

Мельница

И снова над струей тяжелой В зеленой ивовой тени Та мельница, что в оны дни Баллады для меня молола.

Мирок

Дети – это взгляды глазок боязливых, Ножек шаловливых по паркету стук, Дети – это солнце в пасмурных мотивах, Целый мир гипотез радостных наук.

Молитва лодки

В тихую пристань, где зыблются лодки, И отдыхают от бурь корабли, Ты, Всемогущий, и Мудрый, и Кроткий, Мне, утомленной и маленькой лодке,

Молитва морю

Солнце и звезды в твоей глубине, Солнце и звезды вверху, на просторе. Вечное море, Дай мне и солнцу и звездам отдаться вдвойне

Моя песня и я

Еще я молод! Молод! Но меня: Моей щеки румяной, крови алой – Моложе – песня красная моя! И эта песня от меня сбежала

Мука́ и му́ка

– «Все перемелется, будет мукой!» Люди утешены этой наукой. Станет мукою, что было тоской? Нет, лучше му́кой!

Мятежники

Что за мука и нелепость Этот вечный страх тюрьмы! Нас домой зовут, а мы Строим крепость.

На бульваре

В небе – вечер, в небе – тучки, В зимнем сумраке бульвар. Наша девочка устала, Улыбаться перестала.

На возу

Что за жалобная нота Летней ночью стук телег! Кто-то едет, для кого-то Далеко ночлег.

На заре

Их души неведомым счастьем Баюкал предутренний гул. Он с тайным и странным участьем В их детские сны заглянул.

На концерте

Странный звук издавала в тот вечер старинная скрипка: Человеческим горем – и женским! – звучал ее плач. Улыбался скрипач. Без конца к утомленным губам возвращалась улыбка.

На скалах

Он был синеглазый и рыжий, (Как порох во время игры!) Лукавый и ласковый. Мы же Две маленьких русых сестры.

Надпись в альбом

Пусть я лишь стих в твоем альбоме, Едва поющий, как родник; (Ты стал мне лучшею из книг, А их немало в старом доме!)

Наша зала

Мне тихонько шепнула вечерняя зала Укоряющим тоном, как няня любовно: – «Почему ты по дому скитаешься, словно Только утром приехав с вокзала?

Наши царства

Владенья наши царственно-богаты, Их красоты не рассказать стиху: В них ручейки, деревья, поле, скаты И вишни прошлогодние во мху.

Не в нашей власти

Возвращение в жизнь – не обман, не измена. Пусть твердим мы: «Твоя, вся твоя!» чуть дыша, Все же сердце вернется из плена, И вернется душа.

Невестам мудрецов

Над ними древность простирает длани, Им светит рок сияньем вещих глаз, Их каждый миг – мучительный экстаз. Вы перед ними – щепки в океане!

Недоумение

Как не стыдно! Ты, такой не робкий, Ты, в стихах поющий новолунье, И дриад, и глохнущие тропки, – Испугался маленькой колдуньи!

Никола Ланков : Исповедь

На этой земле я невольный жилец, Зато самовольно ее не оставлю! Единственный долг мой – прожить как боец И мир целовать огневыми устами.

Нине

К утешениям друга-рояля Ты ушла от излюбленных книг. Чей-то шепот в напевах возник, Беспокоя тебя и печаля.

Облачко

Облачко, белое облачко с розовым краем Выплыло вдруг, розовея последним огнем. Я поняла, что грущу не о нем, И закат мне почудился – раем.

Обреченная

Бледные ручки коснулись рояля Медленно, словно без сил. Звуки запели, томленьем печаля. Кто твои думы смутил,

Ондра Лысогорский : Маме

О ты, которой не хватало суток! Ты в первый раз сегодня заспалась! Чтоб накормить девятерых малюток, Одеть раздетых и обуть разутых, –

Они и мы

Героини испанских преданий Умирали, любя, Без укоров, без слез, без рыданий. Мы же детски боимся страданий

Отъезд

Повсюду листья желтые, вода Прозрачно-синяя. Повсюду осень, осень! Мы уезжаем. Боже, как всегда Отъезд сердцам желанен и несносен!

Очаг мудреца

Не поэтом он был: в незнакомом Не искал позабытых созвучий, Без гнева на звезды и тучи Наклонялся над греческим томом.

Памятью сердца

Памятью сердца – венком незабудок Я окружила твой милый портрет. Днем утоляет и лечит рассудок, Вечером – нет.

Паром

Темной ночью в тарантасе Едем с фонарем. «Ася, спишь?» Не спится Асе: Впереди паром!

Первая роза

Девочка мальчику розу дарит, Первую розу с куста. Девочку мальчик целует в уста, Первым лобзаньем дарит.

Первый бал

О, первый бал – самообман! Как первая глава романа, Что по ошибке детям дан, Его просившим слишком рано,

Пленница

Она покоится на вышитых подушках, Слегка взволнована мигающим лучом. О чем загрезила? Задумалась о чем? О новых платьях ли? О новых ли игрушках?

Плотогон

В моей отчизне каждый Багром и топором Теперь работать волен, Как я – своим пером.

Плохое оправданье

Как влюбленность старо, как любовь забываемо-ново: Утро в карточный домик, смеясь, превращает наш храм. О, мучительный стыд за вечернее лишнее слово! О, тоска по утрам!

Победа

Но и у нас есть волшебная чаша, (В сонные дни вы потянетесь к ней!) Но и у нас есть улыбка, и наша Тайна темней.

Под дождем

Медленный дождик идет и идет, Золото мочит кудрей. Девочка тихо стоит у дверей, Девочка ждет.

Под Новый год

Встретим пришельца лампадкой, Тихим и верным огнем. Только ни вздоха украдкой, Ни вздоха о нем!

Поклонник Байрона

Ему в окно стучатся розы, Струится вкрадчивый аккорд… Он не изменит гордой позы, Поклонник Байрона, – он горд.

После гостей

Вот и уходят. Запели вдали Жалобным скрипом ворота. Грустная, грустная нота… Вот и ушли.

После праздника

У мамы сегодня печальные глазки, Которых и дети и няня боятся. Не смотрят они на солдатика в каске И даже не видят паяца.

Последняя встреча

О, я помню прощальные речи, Их шептавшие помню уста. «Только чистым даруются встречи. Мы увидимся, будь же чиста».

Предсказанье

– «У вас в душе приливы и отливы!» Ты сам сказал, ты это понял сам! О, как же ты, не верящий часам, Мог осудить меня за миг счастливый?

Привет из башни

Скоро вечер: от тьмы не укрыться, Чья-то тень замелькает в окне… Уезжай, уезжай же, мой рыцарь, На своем золотистом коне!

Приезд

Возгласами звонкими Полон экипаж. Ах, когда же вынырнет С белыми колонками

Призрак царевны

С темной веткою шепчется ветка, Под ногами ложится трава, Где-то плачет сова… Дай мне руку, пугливая детка!

Принц и лебеди

В тихий час, когда лучи неярки И душа устала от людей, В золотом и величавом парке Я кормлю спокойных лебедей.

Прости» Нине

Прощай! Не думаю, чтоб снова Нас в жизни Бог соединил! Поверь, не хватит наших сил Для примирительного слова.

Путь креста

Сколько светлых возможностей ты погубил, не желая. Было больше их в сердце, чем в небе сияющих звезд. Лучезарного дня после стольких мучений ждала я, Получила лишь крест.

Распятие

Ты помнишь? Розовый закат Ласкал дрожащие листы, Кидая луч на темный скат И темные кресты.

Расставание

Твой конь, как прежде, вихрем скачет По парку позднею порой… Но в сердце тень, и сердце плачет, Мой принц, мой мальчик, мой герой.

Резеда и роза

Один маня, другой с полуугрозой, Идут цветы блестящей чередой. Мы на заре клянемся только розой, Но в поздний час мы дышим резедой.

Рождественская дама

Серый ослик твой ступает прямо, Не страшны ему ни бездна, ни река… Милая Рождественская дама, Увези меня с собою в облака!

Розовая юность

С улыбкой на розовых лицах Стоим у скалы мы во мраке. Сгорело бы небо в зарницах При первом решительном знаке,

Розовый домик

Меж великанов-соседей, как гномик Он удивлялся всему. Маленький розовый домик, Чем он мешал и кому?

Связь через сны

Всё лишь на миг, что людьми создается, Блекнет восторг новизны, Но неизменной, как грусть, остается Связь через сны.

Сердца и души

Души в нас – залы для редких гостей, Знающих прелесть тепличных растений. В них отдыхают от скорбных путей Разные милые тени.

Сереже

Ты не мог смирить тоску свою, Победив наш смех, что ранит, жаля. Догорев, как свечи у рояля, Всех светлей проснулся ты в раю.

Сказочный Шварцвальд

Ты, кто муку видишь в каждом миге, Приходи сюда, усталый брат! Все, что снилось, сбудется, как в книге – Темный Шварцвальд сказками богат!

Скучные игры

Глупую куклу со стула Я подняла и одела. Куклу я на пол швырнула: В маму играть – надоело!

Следующей

Святая ль ты, иль нет тебя грешнее, Вступаешь в жизнь, иль путь твой позади, – О, лишь люби, люби его нежнее! Как мальчика баюкай на груди,

Слезы

Слезы? Мы плачем о темной передней, Где канделябра никто не зажег; Плачем о том, что на крыше соседней Стаял снежок;

Совет

«Если хочешь ты папе советом помочь», Шепчет папа любимице-дочке, «Будут целую ночь, будут целую ночь Над тобою летать ангелочки.

Столовая

Столовая, четыре раза в день Миришь на миг во всем друг друга чуждых. Здесь разговор о самых скучных нуждах, Безмолвен тот, кому ответить лень.

Стук в дверь

Сердце дремлет, но сердце так чутко, Помнит все: и блаженство, и боль. Те лучи догорели давно ль? Как забыть тебя, грустный малютка,

Счастье

– «Ты прежде лишь розы ценила, В кудрях твоих венчик другой. Ты страстным цветам изменила?» – «Во имя твое, дорогой!»

Так

«Почему ты плачешь?» – «Так». «Плакать „так“ смешно и глупо. Зареветь, не кончив супа! Отними от глаз кулак!

Так будет

Словно тихий ребенок, обласканный тьмой, С бесконечным томленьем в блуждающем взоре, Ты застыл у окна. В коридоре Чей-то шаг торопливый – не мой!

Тверская

Вот и мир, где сияют витрины, Вот Тверская, – мы вечно тоскуем о ней. Кто для Аси нужнее Марины? Милой Асеньки кто мне нужней?

Три поцелуя

– «Какие маленькие зубки! И заводная! В парике!» Она смеясь прижала губки К ее руке.

У гробика

Екатерине Павловне Пешковой Мама светло разукрасила гробик. Дремлет малютка в воскресном наряде.

Угольки

В эту ночь он спать не лег, Все писал при свечке. Это видел в печке Красный уголек.

Утомленье

Жди вопроса, придумывай числа… Если думать – то где же игра? Даже кукла нахмурилась кисло… Спать пора!

Чародею

Рот как кровь, а глаза зелены, И улыбка измученно-злая… О, не скроешь, теперь поняла я: Ты возлюбленный бледной Луны.

Шарманка весной

– «Herr Володя, глядите в тетрадь!» – «Ты опять не читаешь, обманщик? Погоди, не посмеет играть Nimmer mehr этот гадкий шарманщик!»

Эпилог

Очарованье своих же обетов, Жажда любви и незнанье о ней… Что же осталось от блещущих дней? Новый портрет в галерее портретов,

Эстеты

Наши встречи, – только ими дышим все мы, Их предчувствие лелея в каждом миге, – Вы узнаете, разрезав наши книги. Все, что любим мы и верим – только темы.

Юлиан Пшибось : Бегство

Позади горизонты валились пластами, как пашня под плугом, Ввысь взлетали мосты наподобие огненных птиц, И наш дом – для последнего разу – мне брызнул звездою.

Юлиан Пшибось : Горизонт

Может, туча из недр морских вынесет на горизонт Эту землю – как бурю, задержанную в полете. Жду, покамест два вала ее двуединым ударом приблизят.

Юлиан Пшибось : Материк

Только глянул – пространство со взгляда, как с якоря, сорвалося! Эти вспышки зеленого дыма – зеленого пыла – Как помыслю листвою?

Юнге

Сыплют волны, с колесами споря, Серебристые брызги вокруг. Ни смущения в сердце, ни горя, – Будь счастливым, мой маленький друг!

Акварель

Амбразуры окон потемнели, Не вздыхает ветерок долинный, Ясен вечер; сквозь вершину ели Кинул месяц первый луч свой длинный.

В Кремле

Там, где мильоны звезд-лампадок Горят пред ликом старины, Где звон вечерний сердцу сладок, Где башни в небо влюблены;

Вокзальный силуэт

Не знаю вас и не хочу Терять, узнав, иллюзий звездных. С таким лицом и в худших безднах Бывают преданны лучу.

В Париже

Дома до звезд, а небо ниже, Земля в чаду ему близка. В большом и радостном Париже Все та же тайная тоска.

Молитва

Христос и Бог! Я жажду чуда Теперь, сейчас, в начале дня! О, дай мне умереть, покуда Вся жизнь как книга для меня.

Новолунье

Новый месяц встал над лугом, Над росистою межой. Милый, дальний и чужой, Приходи, ты будешь другом.

Сестры

«Car tout n’est que rêve, ò ma soeur!» [*] Им ночью те же страны снились, Их тайно мучил тот же смех,

Ricordo Di Tivoli [*]

Мальчик к губам приложил осторожно свирель, Девочка, плача, головку на грудь уронила… – Грустно и мило! – Скорбно склоняется к детям столетняя ель.

Еще молитва

И опять пред Тобой я склоняю колени, В отдаленьи завидев Твой звездный венец. Дай понять мне, Христос, что не все только тени, Дай не тень мне обнять, наконец!

Оба луча

Солнечный? Лунный? О мудрые Парки, Что мне ответить? Ни воли, ни сил! Луч серебристый молился, а яркий Нежно любил.

Ошибка

Когда снежинку, что легко летает, Как звездочка упавшая скользя, Берешь рукой — она слезинкой тает, И возвратить воздушность ей нельзя.

Пасха в апреле

Звон колокольный и яйца на блюде Радостью душу согрели. Что лучезарней, скажите мне, люди, Пасхи в апреле?

Разные дети

Есть тихие дети. Дремать на плече У ласковой мамы им сладко и днем. Их слабые ручки не рвутся к свече, — Они не играют с огнем.

Самоубийство

Был вечер музыки и ласки, Всё в дачном садике цвело. Ему в задумчивые глазки Взглянула мама так светло!

Только девочка

Я только девочка. Мой долг До брачного венца Не забывать, что всюду – волк И помнить: я – овца.

Привет из вагона

Сильнее гул, как будто выше – зданья, В последний раз колеблется вагон, В последний раз… Мы едем… До свиданья, Мой зимний сон!

Правда

Vitam impendere vero.[*] Мир утомленный вздохнул от смятений, Розовый вечер струит забытье…

Детский юг

В каждом случайном объятьи Я вспоминаю ее, Детское сердце мое, Девочку в розовом платье.

Весна в вагоне

Встают, встают за дымкой синей Зеленые холмы. В траве, как прежде, маргаритки, И чьи-то глазки у калитки…

На вокзале

Два звонка уже и скоро третий, Скоро взмах прощального платка… Кто поймет, но кто забудет эти Пять минут до третьего звонка?

Полночь

Снова стрелки обежали целый круг: Для кого-то много счастья позади. Подымается с мольбою сколько рук! Сколько писем прижимается к груди!

Старуха

Слово странное – старуха! Смысл неясен, звук угрюм, Как для розового уха Темной раковины шум.

В ответ на стихотворение

Горько таить благодарность И на чуткий призыв отозваться не сметь, В приближении видеть коварность И где правда, где ложь угадать не суметь.

Вы, идущие мимо меня…

Вы, идущие мимо меня К не моим и сомнительным чарам, – Если б знали вы, сколько огня, Сколько жизни, растраченной даром,

Байрону

Я думаю об утре Вашей славы, Об утре Ваших дней, Когда очнулись демоном от сна Вы И богом для людей.

Встреча с Пушкиным

Я подымаюсь по белой дороге, Пыльной, звенящей, крутой. Не устают мои легкие ноги Выситься над высотой.

Аля

Ах, несмотря на гаданья друзей, Будущее – непроглядно. В платьице – твой вероломный Тезей, Маленькая Ариадна.

Бабушке

Продолговатый и твердый овал, Черного платья раструбы… Юная бабушка! Кто целовал Ваши надменные губы?

И не плача зря…

И не плача зря Об отце и матери – встать, и с Богом По большим дорогам В ночь – без собаки и фонаря.

Погоди, дружок…

Погоди, дружок! Не довольно ли нам камень городской толочь? Зайдем в погребок, Скоротаем ночь.

Счастие или грусть…

Счастие или грусть – Ничего не знать наизусть, В пышной тальме катать бобровой, Сердце Пушкина теребить в руках,

Через снега, снега…

Через снега, снега – Слышишь голос, звучавший еще в Эдеме? Это твой слуга С тобой говорит, Господин мой – Время.

Иосиф

Царедворец ушел во дворец. Раб согнулся над коркою черствой. Изломала – от скуки – ларец Молодая жена царедворца.

Корнилов

…Сын казака, казак… Так начиналась – речь. – Родина. – Враг. – Мрак. Всем головами лечь.

Руан

И я вошла, и я сказала: – Здравствуй! Пора, король, во Францию, домой! И я опять веду тебя на царство, И ты опять обманешь, Карл Седьмой!

Памяти Беранже

Дурная мать! – Моя дурная слава Растет и расцветает с каждым днем. То на пирушку заведет Лукавый, То первенца забуду за пером…

Мое убежище от диких орд…

Мое убежище от диких орд, Мой щит и панцирь, мой последний форт От злобы добрых и от злобы злых – Ты – в самых ребрах мне засевший стих!

Гению

Крестили нас – в одном чану, Венчали нас – одним венцом, Томили нас – в одном плену, Клеймили нас – одним клеймом.

Глаза

Привычные к степям – глаза, Привычные к слезам – глаза, Зеленые – соленые – Крестьянские глаза!

П. Антокольскому

Дарю тебе железное кольцо: Бессонницу – восторг – и безнадежность. Чтоб не глядел ты девушкам в лицо, Чтоб позабыл ты даже слово – нежность.

Тебе – через сто лет

К тебе, имеющему быть рожденным Столетие спустя, как отдышу, – Из самых недр, – как на́ смерть осужденный, Своей рукой – пишу:

Бальмонту

Пышно и бесстрастно вянут Розы нашего румянца. Лишь камзол теснее стянут: Голодаем как испанцы.

Где-то маятник качался… (отрывок)

Где-то маятник качался, голоса звучали пьяно. Преимущество мадеры я доказывал с трудом. Вдруг заметил я, как в пляске закружилися стаканы, Вызывающе сверкая ослепительным стеклом.

Сын

Так, левою рукой упершись в талью, И ногу выставив вперед, Стоишь. Глаза блистают сталью, Не улыбается твой рот.

Психея

Пунш и полночь. Пунш – и Пушкин, Пунш – и пенковая трубка Пышущая. Пунш – и лепет Бальных башмачков по хриплым

Памяти Г. Гейне

Хочешь не хочешь – дам тебе знак! Спор наш не кончен – а только начат! В нынешней жизни – выпало так: Мальчик поет, а девчонка плачет.

Земное имя

Стакан воды во время жажды жгучей: – Дай – или я умру! – Настойчиво – расслабленно – певуче – Как жалоба в жару –

Петру

Вся жизнь твоя – в едином крике: – На дедов – за сынов! Нет, Государь Распровеликий, Распорядитель снов,

Волк

Было дружбой, стало службой. Бог с тобою, брат мой волк! Подыхает наша дружба: Я тебе не дар, а долг!

(Взятие Крыма)

И страшные мне снятся сны: Телега красная, За ней – согбе́нные – моей страны Идут сыны.

Чужому

Твои знамена – не мои! Врозь наши головы. Не изменить в тисках Змеи Мне Духу – Голубю.

Пожалей…

– Он тебе не муж? – Нет. Веришь в воскрешенье душ? – Нет. – Так чего ж? Так чего ж поклоны бьешь?

Большевик

От Ильменя – до вод Каспийских Плеча рванулись в ширь. Бьет по щекам твоим – российский Румянец-богатырь.

Попутчик

Соратник в чудесах и бедах Герб, во щитах моих и дедов . . . . . .выше туч: Крыло – стрела – и ключ.

Роландов рог

Как нежный шут о злом своем уродстве, Я повествую о своем сиротстве… За князем – род, за серафимом – сонм,

Вестнику

Скрежещут якорные звенья, Вперед, крылатое жилье! Покрепче чем благословенье С тобой – веление мое!

Маяковскому

Превыше крестов и труб, Крещенный в огне и дыме, Архангел-тяжелоступ – Здорово, в веках Владимир!

Муза

Ни грамот, ни праотцев, Ни ясного сокола. Идет-отрывается, – Такая далекая!

Площадь

Ока крылатый откос: Вброд или вдоль стен? Знаю и пью робость В чашечках ко – лен.

Берлину

Дождь убаюкивает боль. Под ливни опускающихся ставень Сплю. Вздрагивающих асфальтов вдоль Копыта – как рукоплесканья.

Спаси Господи, дым…

Спаси Господи, дым! – Дым-то, Бог с ним! А главное – сырость! С тем же страхом, с каким Переезжают с квартиры:

Хвала богатым

И засим, упредив заране, Что меж мной и тобою – мили! Что себя причисляю к рвани, Что честно́ мое место в мире:

Эмигрант

Здесь, меж вами: домами, деньгами, дымами, Дамами, Думами, Не слюбившись с вами, не сбившись с вами, Неким –

Душа

Выше! Выше! Лови – летчицу! Не спросившись лозы – отческой Нереидою по – лощется, Нереидою в ла – зурь!

Лютня

Лютня! Безумица! Каждый раз, Царского беса вспугивая: «Перед Саулом-Царем кичась»… (Да не струна ж, а судорога!)

Азраил

От руки моей не взыгрывал, На груди моей не всплакивал… Непреложней и незыблемей Опрокинутого факела:

Офелия – Гамлету

Гамлетом – перетянутым – натуго, В нимбе разуверенья и знания, Бледный – до последнего атома… (Год тысяча который – издания?)

Федра — 1. Жалоба

Ипполит! Ипполит! Болит! Опаляет… В жару ланиты… Что за ужас жестокий скрыт В этом имени Ипполита!

Федра — 2. Послание

Ипполиту от Матери – Федры – Царицы – весть. Прихотливому мальчику, чья красота как воск От державного Феба, от Федры бежит… Итак, Ипполиту от Федры: стенание нежных уст.

Провода — 3. (Пути)

Все́ перебрав и все́ отбросив, (В особенности – семафор!) Дичайшей из разноголосиц Школ, оттепелей… (целый хор

Эвридика – Орфею

Для тех, отженивших последние клочья Покрова (ни уст, ни ланит!..) О, не превышение ли полномочий Орфей, нисходящий в Аид?

Прага

Где сроки спутаны, где в воздух ввязан Дом – и под номером не наяву! Я расскажу тебе о том, как важно В летейском городе своем живу.

Поэма заставы

А покамест пустыня славы Не засыпет мои уста, Буду петь мосты и заставы, Буду петь простые места.

Педаль

Сколь пронзительная, столь же Сглаживающая даль. Дольше – дольше – дольше – дольше! Это – правая педаль.

Ладонь

Ладони! (Справочник Юнцам и девам). Целуют правую, Читают в левой.

Окно

Атлантским и сладостным Дыханьем весны – Огромною бабочкой Мой занавес – и –

Сестра

Мало ада и мало рая: За тебя уже умирают. Вслед за братом, увы, в костер –

Прокрасться…

А может, лучшая победа Над временем и тяготеньем – Пройти, чтоб не оставить следа, Пройти, чтоб не оставить тени

Мореплаватель

Закачай меня, звездный челн! Голова устала от волн! Слишком долго причалить тщусь, –

Расщелина

Чем окончился этот случай, Не узнать ни любви, ни дружбе. С каждым днем отвечаешь глуше, С каждым днем пропадаешь глубже.

Занавес

Водопадами занавеса, как пеной – Хвоей – пламенем – прошумя. Нету тайны у занавеса от сцены: (Сцена – ты, занавес – я).

Сахара

Красавцы, не ездите! Песками глуша, Пропавшего без вести Не скажет душа.

Рельсы

В некой разлинованности нотной Нежась наподобие простынь – Железнодорожные полотна, Рельсовая режущая синь!

Брат

Раскалена, как смоль: Дважды не вынести! Брат, но с какой-то столь Странною примесью

Сок лотоса

Божественно и детски-гол Лоб – сквозь тропическую темень. В глазах, упорствующих в пол, Застенчивость хороших се́мей.

Наклон

Материнское – сквозь сон – ухо. У меня к тебе наклон слуха, Духа – к страждущему: жжет? да? У меня к тебе наклон лба,

Раковина

Из лепрозария лжи и зла Я тебя вызвала и взяла В зори! Из мертвого сна надгробий

Заочность

Кастальскому току, Взаимность, заторов не ставь! Заочность: за оком Лежащая, вящая явь.

Письмо

Так писем не ждут, Так ждут – письма́. Тряпичный лоскут, Вокруг тесьма

Минута

Минута: минущая: минешь! Так мимо же, и страсть и друг! Да будет выброшено ныне ж – Что́ завтра б – вырвано из рук!

Клинок

Между нами – клинок двуострый Присягнувши – и в мыслях класть… Но бывают – страстные сестры! Но бывает – братская страсть!

Ахилл на валу

Отлило – обдало – накатило – – Навзничь! – Умру. Так Поликсена, узрев Ахилла Там, на валу –

Последний моряк

О, ты – из всех залинейных нот Нижайшая! – Кончим распрю! Как та чахоточная, что в ночь Стонала: еще понравься!

Ночные места

Темнейшее из ночных Мест: мост. – Устами в уста! Неужели ж нам свой крест Тащить в дурные места,

Подруга

«Не расстанусь! – Конца нет!» И льнет, и льнет… А в груди – нарастание Грозных вод, Нот… Надёжное: как таинство

Поезд жизни

Не штык – так клык, так сугроб, так шквал, – В Бессмертье что час – то поезд! Пришла и знала одно: вокзал. Раскладываться не стоит.

Побег

Под занавесом дождя От глаз равнодушных кроясь, – О завтра мое! – тебя Выглядываю – как поезд

Око

Фонари, горящие газом, Леденеющим день от дня. Фонари, глядящие глазом, Не пойму еще – в чем? – виня,

Остров

Остров есть. Толчком подземным Выхвачен у Нереид. Девственник. Еще никем не Выслежен и не открыт.

Попытка ревности

Как живется вам с другою, — Проще ведь? — Удар весла! — Линией береговою Скоро ль память отошла

Приметы

Точно гору несла в подоле – Всего тела боль! Я любовь узнаю по боли Всего тела вдоль.

Крестины

Воды не перетеплил В чану, зазнобил – как надобно – Тот поп, что меня крестил. В ковше плоскодонном свадебном

Наяда

Проходи стороной, Тело вольное, рыбье! Между мной и волной, Между грудью и зыбью –

Лучина

До Эйфелевой – рукою Подать! Подавай и лезь. Но каждый из нас – такое Зрел, зрит, говорю, и днесь,

Страна

С фонарем обшарьте Весь подлунный свет! Той страны на карте – Нет, в пространстве – нет.

Дом

Из-под нахмуренных бровей Дом – будто юности моей День, будто молодость моя Меня встречает: – Здравствуй, я!

Бузина

Бузина цельный сад залила! Бузина зелена, зелена, Зеленее, чем плесень на чане! Зелена, значит, лето в начале!

Родина

О неподатливый язык! Чего бы попросту – мужик, Пойми, певал и до меня: – Россия, родина моя!

(Отголоски стола)

Плоска – доска, а всё впитывает, Слепа – доска, а всё считывает, (Пустым – доска: и ящика нет!) Сухим – доска, а всё взращивает!

А Бог с вами…

А Бог с вами! Будьте овцами! Ходите стадами, стаями Без меты, без мысли собственной

Куст

1 Что́ нужно кусту от меня? Не речи ж! Не доли собачьей

Сад

За этот ад, За этот бред, Пошли мне сад На старость лет.

Челюскинцы

Челюскинцы! Звук – Как сжатые челюсти. Мороз их них прет, Медведь из них щерится.

Деревья

Мятущийся куст над обрывом – Смятение уст под наплывом Чувств…

Стихи к Чехии. Сентябрь — 4. Один офицер

В Судетах, ни лесной чешской границе, офицер с 20-тью солдатами, оставив солдат в лесу, вышел на дорогу и стал стрелять в подходящих немцев. Конец его неизвестен. (Из сентябрьских газет 1938 г.) Чешский лесок –

Песня про собаку и ребенка

Тихо-смирно лежи в своей торбочке, пес, Не скребись, не возись, мой щенок. От кондукторских глаз спрячь и ушки и нос, – Безбилетного дело – молчок.

Поддержите развитие сайта Poetry-Land

Этот сайт создаётся с любовью и вдохновением, без рекламных баннеров и внешнего финансирования. Ваше пожертвование поможет покрыть расходы на хостинг, техническую поддержку и дальнейшее развитие проекта.

Спасибо за вашу поддержку!

Поддержать через PayPal

Программа для быстрого запоминания стихотворений

Приложение для устройств на платформе Android поможет выучить полюбившиеся вами стихи наиболее простым и эффективным способом. Программа включает обширную коллекцию русских и немецких стихов, которую вы также можете пополнить своими произведениями.