Максиму дю Кан
1
Для отрока, в ночи глядящего эстампы, За каждым валом – даль, за каждой далью – вал. Как этот мир велик в лучах рабочей лампы! Ах, в памяти очах – как бесконечно мал!
В один ненастный день, в тоске нечеловечьей, Не вынеся тягот, под скрежет якорей, Мы всходим на корабль – и происходит встреча Безмерности мечты с предельностью морей.
Что нас толкает в путь? Тех – ненависть к отчизне, Тех – скука очага, еще иных – в тени Цирцеиных ресниц оставивших полжизни, – Надежда отстоять оставшиеся дни.
В Цирцеиных садах дабы не стать скотами, Плывут, плывут, плывут в оцепененьи чувств, Пока ожоги льдов и солнц отвесных пламя Не вытравят следов волшебницыных уст.
Но истые пловцы – те, что плывут без цели: Плывущие – чтоб плыть! Глотатели широт, Что каждую зарю справляют новоселье И даже в смертный час еще твердят: вперед!
На облако взгляни: вот облик их желаний! Как отроку – любовь, как рекруту – картечь, Так край желанен им, которому названья Доселе не нашла еще людская речь.
2
О, ужас! Мы шарам катящимся подобны, Крутящимся волчкам! И в снах ночной поры Нас Лихорадка бьет – как тот Архангел злобный Невидимым бичом стегающий миры.
О, странная игра с подвижною мишенью! Не будучи нигде, цель может быть – везде! Игра, где человек охотится за тенью, За призраком ладьи на призрачной воде…
Душа наша – корабль, идущий в Эльдорадо. В блаженную страну ведет – какой пролив? Вдруг, среди гор и бездн и гидр морского ада – Крик вахтенного: – Рай! Любовь! Блаженство – Риф.
Малейший островок, завиденный дозорным, Нам чудится землей с плодами янтаря, Лазоревой водой и с изумрудным дерном. Базальтовый утес являет нам заря.
О, жалкий сумасброд, всегда кричащий: берег! Скормить его зыбям, иль в цепи заковать, – Безвинного лгуна, выдумщика Америк, От вымысла чьего еще серее гладь.
Так старый пешеход, ночующий в канаве, Вперяется в Мечту всей силою зрачка. Достаточно ему, чтоб Рай увидеть въяве, Мигающей свечи на вышке чердака.
3
Чудесные пловцы! Что за повествованья Встают из ваших глаз – бездоннее морей! Явите нам, раскрыв ларцы воспоминаний, Сокровища, каких не видывал Нерей.
Умчите нас вперед – без паруса и пара! Явите нам (на льне натянутых холстин Так некогда рука очам являла чару) Видения свои, обрамленные в синь.
Что видели вы, что?
4
– Созвездия. И зыби, И желтые пески, нас жгущие поднесь, Но, несмотря на бурь удары, рифов глыбы, – Ах, нечего скрывать! – скучали мы, как здесь.
Лиловые моря в венце вечерней славы, Морские города в тиаре из лучей Рождали в нас тоску, надежнее отравы, Как воин опочить на поле славы – сей.
Стройнейшие мосты, славнейшие строенья, Увы, хотя бы раз сравнились с градом – тем, Что из небесных туч возводит Случай-Гений… И тупились глаза, узревшие Эдем.
От сладостей земных – Мечта еще жесточе! Мечта, извечный дуб, питаемый землей! Чем выше ты растешь, тем ты страстнее хочешь Достигнуть до небес с их солнцем и луной.
Докуда дорастешь, о древо – кипариса Живучее?.. Для вас мы привезли с морей Вот этот фас дворца, вот этот профиль мыса, – Всем вам, которым вещь чем дальше – тем милей!
Приветствовали мы кумиров с хоботами, С порфировых столпов взирающих на мир. Резьбы такой – дворцы, такого взлету – камень, Что от одной мечты – банкротом бы – банкир…
Надежнее вина пьянящие наряды, Жен, выкрашенных в хну – до ноготка ноги, И бронзовых мужей в зеленых кольцах гада…
5
– И что, и что – еще?
6
– О, детские мозги!..
Но чтобы не забыть итога наших странствий: От пальмовой лозы до ледяного мха, Везде – везде – везде – на всем земном пространстве Мы видели всё ту ж комедию греха:
Ее, рабу одра, с ребячливостью самки Встающую пятой на мыслящие лбы, Его, раба рабы: что в хижине, что в замке Наследственном – всегда – везде – раба рабы!
Мучителя в цветах и мученика в ранах, Обжорство на крови и пляску на костях, Безропотностью толп разнузданных тиранов, – Владык, несущих страх, рабов, метущих прах.
С десяток или два – единственных религий, Все сплошь ведущих в рай – и сплошь вводящих Подвижничество, так носящее вериги, Как сибаритство – шелк и сладострастье – мех.
Болтливый род людской, двухдневными делами Кичащийся. Борец, осиленный в борьбе, Бросающий Творцу сквозь преисподни пламя: – Мой равный! Мой Господь! Проклятие тебе!
И несколько умов, любовников Безумья, Решивших сократить докучный жизни день И в опия морей нырнувших без раздумья, – Вот Матери-Земли извечный бюллетень!
7
Бесплодна и горька наука дальних странствий: Сегодня, как вчера, до гробовой доски – Всё наше же лицо встречает нас в пространстве: Оазис ужаса в песчаности тоски.
Бежать? Пребыть? Беги! Приковывает бремя – Сиди. Один, как крот, сидит, другой бежит, Чтоб только обмануть лихого старца – Время. Есть племя бегунов. Оно – как Вечный Жид.
И как апостолы, по всем морям и сушам Проносится. Убить зовущееся днем – Ни парус им не скор, ни пар. Иные души И в четырех стенах справляются с врагом.
В тот миг, когда злодей настигнет нас – вся вера Вернется нам, и вновь воскликнем мы: – вперед! Как на заре веков мы отплывали в Перу, Авророю лица приветствуя восход.
Чернильною водой – морями глаже лака – Мы весело пойдем между подземных скал. О, эти голоса, так вкрадчиво из мрака Взывающие: – К нам! – О, каждый, кто взалкал
Лотосова плода! Сюда! В любую пору Здесь собирают плод и отжимают сок. Сюда, где круглый год – день лотосова сбора, Где лотосову сну вовек не минет срок.
О, вкрадчивая речь! Нездешней лести нектар! К нам руки тянет друг – чрез черный водоем. – Чтоб сердце освежить – плыви к своей Электре! – Нам некая поет – нас жегшая огнем.
8
Смерть! Старый капитан! В дорогу! Ставь ветрило! Нам скучен этот край! О, Смерть, скорее в путь! Пусть небо и вода – куда черней чернила, Знай, тысячами солнц сияет наша грудь!
Обманутым пловцам раскрой свои глубины! Мы жаждем, обозрев под солнцем все, что есть, На дно твое нырнуть – Ад или Рай – едино! – В неведомого глубь – чтоб новое обресть!
