801 Цветаева М. И. Георгий — 3. Синие версты…
Синие версты И зарева горние! Победоносного Славьте – Георгия!
Погрузитесь в философские стихотворения, которые исследуют глубокие вопросы бытия, смысла жизни и человеческого существования. Насладитесь поэзией, воспевающей размышления, мудрость и духовные поиски.
Всего произведений в базе на эту тему: 1097
Синие версты И зарева горние! Победоносного Славьте – Георгия!
Из облаков кивающие перья. Как передать твое высокомерье, – Георгий! – Ставленник небесных сил!
С архангельской высоты седла Евангельские творить дела. Река сгорает, верста смугла. – О даль! Даль! Даль!
А девы – не надо. По вольному хладу, По синему следу Один я поеду.
Странноприимница высоких душ, . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Тебя пою – пергаментная сушь Высокодышащей земли Орфея.
Ты говоришь о Данта роке злобном И о Мицкевича любившей мгле. Как можешь говорить ты о подобном Мне – горестнейшему на всей земле!
– Годы твои – гора, Время твое – <царей.> Дура! любить – стара. – Други! любовь – старей:
Голоса с их игрой сулящей, Взгляды яростной черноты, Опаленные и палящие Роковые рты –
Голубиная купель, Небо: тридевять земель. Мне, за тем гулявшей за́ морем,
Грудь женская! Души застывший вздох, – Суть женская! Волна, всегда врасплох Застигнутая – и всегда врасплох Вас застигающая – видит Бог!
Наездницы, развалины, псалмы, И вереском поросшие холмы, И наши кони смирные бок о бок, И подбородка львиная черта,
Даны мне были и голос любый, И восхитительный выгиб лба. Судьба меня целовала в губы, Учила первенствовать Судьба.
М. А. Кузмину Два зарева! – нет, зеркала! Нет, два недуга!
1 Со мной в ночи шептались тени, Ко мне ласкались кольца дыма,
Двух – жарче меха! рук – жарче пуха! Круг – вкруг головы. Но и под мехом – неги, под пухом Гаги – дрогнете вы!
День – плащ широкошумный, Ночь – бархатная шуба. Кто – умный, кто – безумный, Всяк выбирай, что любо!
Други! Братственный сонм! Вы, чьим взмахом сметен След обиды земной. Лес! – Элизиум мой!
Не краской, не кистью! Свет – царство его, ибо сед. Ложь – красные листья: Здесь свет, попирающий цвет.
Кто-то едет – к смертной победе У деревьев – жесты трагедий. Иудеи – жертвенный танец! У деревьев – трепеты таинств.
Каким наитием, Какими истинами, О чем шумите вы, Разливы лиственные?
До убедительности, до Убийственности – просто: Две птицы вили мне гнездо: Истина – и Сиротство.
Доброй ночи чужестранцу в новой келье! Пусть привидится ему на новоселье Старый мир гербов и эполет. Вольное, высокое веселье
Кто уцелел – умрет, кто мертв – воспрянет. И вот потомки, вспомнив старину: – Где были вы? – Вопрос как громом грянет, Ответ как громом грянет: – На Дону!
После стольких роз, городов и тостов – Ах, ужель не лень Вам любить меня? Вы – почти что остов, Я – почти что тень.
И была у Дон-Жуана – шпага, И была у Дон-Жуана – Донна Анна. Вот и все, что люди мне сказали О прекрасном, о несчастном Дон-Жуане.
Древняя тщета течет по жилам, Древняя мечта: уехать с милым! К Нилу! (Не на грудь хотим, а в грудь!)
Так бессеребренно – так бескорыстно, Как отрок – нежен и как воздух синь, Приветствую тебя ныне и присно Во веки веков. – Аминь. –
Есть колосья тучные, есть колосья тощие. Всех – равно – без промаху – бьет Господен цеп. Я видала нищего на соборной площади: Сто годов без малости, – и просил на хлеб.
Жизни с краю, Середкою брезгуя, Провожаю Дорогу железную.
Закрыв глаза – раз иначе нельзя – (А иначе – нельзя!) закрыв глаза На бывшее (чем топтаннее травка – Тем гуще лишь!), но ждущее – до завтра ж!
Кастальскому току, Взаимность, заторов не ставь! Заочность: за оком Лежащая, вящая явь.
Стакан воды во время жажды жгучей: – Дай – или я умру! – Настойчиво – расслабленно – певуче – Как жалоба в жару –
Так, в скудном труженичестве дней, Так, в трудной судорожности к ней, Забудешь дружественный хорей Подруги мужественной своей.
Леты слепотекущий всхлип. Долг твой тебе отпущен: слит С Летою, – еле-еле жив В лепете сребротекущих ив.
Змея оправдана звездой, Застенчивая низость – небом. Топь – водопадом, камень – хлебом. Чернь – Марсельезой, царь – бедой.
И все́ вы идете в сестры, И больше не влюблены. Я в шелковой шали пестрой Восход стерегу луны.
И не плача зря Об отце и матери – встать, и с Богом По большим дорогам В ночь – без собаки и фонаря.
И поплыл себе – Моисей в корзине! – Через белый свет. Кто же думает о каком-то сыне В восемнадцать лет!
И скажешь ты: Не та ль, Не ты, Что сквозь персты:
И сказал Господь: – Молодая плоть, Встань!
Среди поля у дороги Стародавний крест стоит, А на нем Христос распятый Тоже с давних лет висит.
С сердцем чистым и горячим Этот мальчик взрос. У людей на это сердце Непрерывный спрос.
Как настигаемый олень Летит перо. О . . . . . . . . . И как хитро!
Как начнут меня колеса – В слякоть, в хлипь, Как из глотки безголосой Хлынет кипь –
Стальная выправка хребта И вороненой стали волос. И чудодейственный – слегка – Чуть прикасающийся голос.
Ваш нежный рот – сплошное целованье… – И это все, и я совсем как нищий. Кто я теперь? – Единая? – Нет, тыща! Завоеватель? – Нет, завоеванье!
Солнце – одно, а шагает по всем городам. Солнце – мое. Я его никому не отдам. Ни на час, ни на луч, ни на взгляд. – Никому. – Никогда.
Волосы я – или воздух целую? Веки – иль веянье ветра над ними? Губы – иль вздох под губами моими? Не распознаю и не расколдую.
Сереже Он после книги весь усталый, Его пугает темнота…
Косматая звезда, Спешащая в никуда Из страшного ниоткуда. Между прочих овец приблуда,
Погрузитесь в философские стихотворения, которые исследуют глубокие вопросы бытия, смысла жизни и человеческого существования. Насладитесь поэзией, воспевающей размышления, мудрость и духовные поиски.