1 Окуджава Б. Ш. Ваше благородие, госпожа удача
Ваше благородие, госпожа разлука, Мы с тобой родня давно, вот какая штука. Письмецо в конверте погоди не рви... Не везёт мне в смерти — повезёт в любви!
Ваше благородие, госпожа разлука, Мы с тобой родня давно, вот какая штука. Письмецо в конверте погоди не рви... Не везёт мне в смерти — повезёт в любви!
Как много тех, с кем можно лечь в постель, Как мало тех, с кем хочется проснуться… И утром, расставаясь улыбнуться, И помахать рукой, и улыбнуться,
По вечерам над ресторанами Горячий воздух дик и глух, И правит окриками пьяными Весенний и тлетворный дух.
Почему так нередко любовь непрочна? Несхожесть характеров? Чья-то узость? Причин всех нельзя перечислить точно, Но главное все же, пожалуй, трусость.
Любить — это прежде всего отдавать. Любить — значит чувства свои, как реку, С весенней щедростью расплескать На радость близкому человеку.
Послушайте! Ведь, если звезды зажигают — значит — это кому-нибудь нужно? Значит — кто-то хочет, чтобы они были?
Тучки небесные, вечные странники! Степью лазурною, цепью жемчужною Мчитесь вы, будто, как я же, изгнанники, С милого севера в сторону южную.
Я памятник себе воздвиг нерукотворный, К нему не зарастет народная тропа, Вознесся выше он главою непокорной Александрийского столпа.
Из вереска напиток Забыт давным-давно. А был он слаще меда, Пьянее, чем вино.
Ночь, улица, фонарь, аптека, Бессмысленный и тусклый свет. Живи еще хоть четверть века — Всё будет так. Исхода нет.
В тот месяц май, в тот месяц мой во мне была такая лёгкость и, расстилаясь над землей, влекла меня погоды лётность.
(Пушкино, Акулова гора, дача Румянцева, 27 верст по Ярославской жел. дор.) В сто сорок солнц закат пылал,
"You cannot leave your mother an orphan. Joyce". Нет, и не под чуждым небосводом,
Во всем мне хочется дойти До самой сути. В работе, в поисках пути, В сердечной смуте.
Молчи, скрывайся и таи И чувства и мечты свои — Пускай в душевной глубине Встают и заходят оне
Еще в полях белеет снег, А воды уж весной шумят — Бегут и будят сонный брег, Бегут, и блещут, и гласят…
Дубовый листок оторвался от ветки родимой И в степь укатился, жестокою бурей гонимый; Засох и увял он от холода, зноя и горя И вот наконец докатился до Чёрного моря.
В полдневный жар в долине Дагестана С свинцом в груди лежал недвижим я, Глубокая еще дымилась рана, По капле кровь точилася моя.
Я сразу смазал карту будня, плеснувши краску из стакана; я показал на блюде студня косые скулы океана.
Как неожиданно и ярко, На влажной неба синеве, Воздушная воздвиглась арка В своем минутном торжестве!
Каждый выбирает для себя женщину, религию, дорогу. Дьяволу служить или пророку — каждый выбирает для себя.
Не множеством картин старинных мастеров Украсить я всегда желал свою обитель, Чтоб суеверно им дивился посетитель, Внимая важному сужденью знатоков.
О, весна без конца и без краю - Без конца и без краю мечта! Узнаю тебя, жизнь! Принимаю! И приветствую звоном щита!
В песчаных степях аравийской земли Три гордые пальмы высоко росли. Родник между ними из почвы бесплодной, Журча, пробивался волною холодной,
Что же такое счастье? Одни говорят: — Это страсти: Карты, вино, увлеченья — Все острые ощущенья.
Роняет лес багряный свой убор, Сребрит мороз увянувшее поле, Проглянет день как будто поневоле И скроется за край окружных гор.
Когда я ночью жду ее прихода, Жизнь, кажется, висит на волоске. Что почести, что юность, что свобода Пред милой гостьей с дудочкой в руке.
Шел я по улице незнакомой И вдруг услышал вороний грай, И звоны лютни, и дальние громы, Передо мною летел трамвай.
Терек воет, дик и злобен, Меж утёсистых громад, Буре плач его подобен, Слёзы брызгами летят.
Идешь, на меня похожий, Глаза устремляя вниз. Я их опускала — тоже! Прохожий, остановись!
С поляны коршун поднялся, Высоко к небу он взвился; Все выше, дале вьется он — И вот ушел за небосклон.
На таинственном озере Чад Посреди вековых баобабов Вырезные фелуки стремят На заре величавых арабов.
Прощай, свободная стихия! В последний раз передо мной Ты катишь волны голубые И блещешь гордою красой.
Граждане, у меня огромная радость. Разулыбьте
I Сказать, что ты мертва? Но ты жила лишь сутки.
Нас было много на челне; Иные парус напрягали, Другие дружно упирали В глубь мощны вёслы. В тишине
Двадцать первое. Ночь. Понедельник. Очертанья столицы во мгле. Сочинил же какой-то бездельник, Что бывает любовь на земле.
Первое вступление в поэму Уважаемые товарищи потомки!
Спасибо, жизнь, за то, что вновь приходит день, Что зреет хлеб и что взрослеют дети. Спасибо, жизнь, тебе за всех родных людей, Живущих на таком огромном свете.
В заветных ладанках не носим на груди, О ней стихи навзрыд не сочиняем, Наш горький сон она не бередит, Не кажется обетованным раем.
I На полярных морях и на южных, По изгибам зелёных зыбей,
В поцелуе рук ли, губ ли, в дрожи тела близких мне
Я сошла с ума, о мальчик странный, В среду, в три часа! Уколола палец безымянный Мне звенящая оса.
Не плоть, а дух растлился в наши дни, И человек отчаянно тоскует… Он к свету рвется из ночной тени́ И, свет обре́тши, ропщет и бунтует.
Безумных лет угасшее веселье Мне тяжело, как смутное похмелье. Но, как вино — печаль минувших дней В моей душе чем старе, тем сильней.
Как весел грохот летних бурь, Когда, взметая прах летучий, Гроза, нахлынувшая тучей, Смутит небесную лазурь
Старушка милая, Живи, как ты живешь. Я нежно чувствую Твою любовь и память.
Если жизнь тебя обманет, Не печалься, не сердись! В день уныния смирись: День веселья, верь, настанет.
Александр Сергеевич, разрешите представиться. Маяковский.
Так долго лгала мне за картою карта, Что я уж не мог опьяниться вином. Холодные звёзды тревожного марта Бледнели одна за другой за окном.
Погрузитесь в философские стихотворения, которые исследуют глубокие вопросы бытия, смысла жизни и человеческого существования. Насладитесь поэзией, воспевающей размышления, мудрость и духовные поиски.