Poetry Land

Как грустный взгляд, люблю я осень. В туманный, тихий день хожу Я часто в лес и там сижу — На небо белое гляжу Да на верхушки темных сосен. Люблю, кусая кислый лист, С улыбкой развалясь ленивой, Мечтой заняться прихотливой Да слушать дятлов тонкий свист. Трава завяла вся… холодный, Спокойный блеск разлит по ней… И грусти тихой и свободной Я предаюсь душою всей… Чего не вспомню я? Какие Меня мечты не посетят? А сосны гнутся, как живые, И так задумчиво шумят… И, словно стадо птиц огромных, Внезапно ветер налетит И в сучьях спутанных и темных Нетерпеливо прошумит.

Ах, давно ли гулял я с тобой! Так отрадно шумели леса! И глядел я с любовью немой Всё в твои голубые глаза.

И душа ликовала моя… Разгоралась потухшая кровь, И цвела, расцветала земля, И цвела, расцветала любовь.

День весенний, пленительный день! Так приветно журчали ручьи, А в лесу, в полусветлую тень Так светло западали лучи!

Как роскошно струилась река! Как легко трепетали листы! Как блаженно неслись облака! Как светло улыбалася ты!

Как я всё, всё другое забыл! Как я был и задумчив и тих! Как таинственно тронут я был! Как я слез не стыдился моих! —

А теперь этот день нам смешон, И порывы любовной тоски Нам смешны, как несбывшийся сон, Как пустые, плохие стишки.

Когда так радостно, так нежно Глядела ты в глаза мои И лобызал я безмятежно Ресницы длинные твои;

Когда, бывало, ты стыдливо Задремлешь на груди моей И я любуюсь боязливо Красой задумчивой твоей;

Когда луна над пышным садом Взойдёт и мы с тобой сидим Перед окном беспечно рядом, Дыша дыханием одним;

Когда, в унылый миг разлуки, Я весь так грустно замирал И молча трепетные руки К губам и сердцу прижимал, —

Скажи мне: мог ли я предвидеть, Что нам обоим суждено И разойтись и ненавидеть Любовь, погибшую давно?

Утро туманное, утро седое, Нивы печальные, снегом покрытые. Нехотя вспомнишь и время былое, Вспомнишь и лица, давно позабытые.

Вспомнишь обильные страстные речи, Взгляды, так жадно, так робко ловимые, Первые встречи, последние встречи, Тихого голоса звуки любимые.

Вспомнишь разлуку с улыбкою странной, Многое вспомнишь родное, далёкое, Слушая ропот колёс непрестанный, Глядя задумчиво в небо широкое.

О, ночь безлунная, ночь тёплая, немая! Ты нежишься, ты млеешь, изнывая, Как от любовных ласк усталая жена… Иль, может быть, неведеньем полна, Мечтательным неведеньем желаний, — Стыдливая, ты ждёшь таинственных лобзаний! Скажи мне, ночь, в кого ты влюблена? Но ты молчишь на мой вопрос нескромный… И на тебе покров густеет тёмный.

Я заражён тобой… вдыхаю влажный пар… И чувствую, в груди тревожный вспыхнул жар… Мне слышится твой бесконечный ропот, Твой лепет вкрадчивый, твой непонятный шёпот — И тень пахучая колеблется кругом. Лицо горит неведомым огнём, Расширенная грудь дрожит воспоминаньем, Томится горестью, блаженством и желаньем — И воздух ласковый, чуть дремлющий, ночной, Как будто сам дрожит и пышет надо мной.

Уже давно вдали толпились тучи Тяжелые — росли, темнели грозно… Вот сорвалась и двинулась громада. Шумя, плывёт и солнце закрывает Передовое облако; внезапный Туман разлился в воздухе; кружатся Сухие листы… птицы притаились… Из-под ворот выглядывают люди, Спускают окна; запирают двери… Большие капли падают… и вдруг, Помчалась пыль столбами по дорогам; Поднялся вихрь и по стенам и крышам Ударил злобно; хлынули потоки Дождя… запрыгал угловатый град… Крутятся, бьются, мечутся деревья, Смешались тучи… молнья!.. ждёшь удара… Загрохотал и прокатился гром. Сильнее дождь… Широкими струя́ми, Волнуясь, льёт и хлещет он — и ветер С воды срывает брызги… вновь удары Через село растрёпанный, без шапки Мужик за стадом в поле проскакал, А вслед ему другой кричит и машет… Смятенье!.. Но зато, когда прошла Гроза, как улыбается природа! Как ласково светлеют небеса! Пушистые, рассеянные тучки Летят; журчат ручьи; болтают листья… Убита пыль; обмылася трава; Скрипят ворота; слышны восклицанья Веселые; шумя, слетает голубь На влажную, блестящую дорогу… В ракитах раскричались воробьи; Смеются босоногие мальчишки; Запахли хлебом жолтые скирды… И беглым золотом сверкает солнце По молодым осинам и берёзам…

Вчера, в лесу, пришлося мне Увидеть призрак деда… Сидел он на лихом коне И восклицал: победа!

И радостно глядел чудак Из-под мохнатой шапки… А в торока́х висел русак И грустно свесил лапки.

И рог стремя́нного звучал Так страстно, так уныло… Любимый барский пёс, Нахал, Подняв стерляжье рыло,

Махал тихохонько хвостом… Суровый доезжачий Смирял угрозой да бичом Шумливый лай собачий.

Кругом — соседи-степняки, Одетые забавно, Толпились молча, бедняки! И радовался явно

Мой дед, степной Сардапанал, Такому многолюдью… И как-то весело дышал Своей широкой грудью.

Он за трубу держал лису, Показывал соседу… Вчера, перед зарёй, в лесу, Я подивился деду.

Уж поздно… Конь усталый мой Храпит и просится домой… Холмы пологие кругом — Степные виды! За холмом Печально светится пожар — Овин горит. На небе пар; На небе месяц золотой Блестит холодной красотой, И под лучом его немым Туман волнуется как дым. Большие тени там и сям Лежат недвижно по полям, И различает глаз едва Лесов высоких острова. Кой-где, по берегам реки, В кустах мерцают огоньки; Внезапный крик перепелов Гремит один среди лугов, И синяя, ночная мгла Как будто нехотя текла.

Кроткие льются лучи с небес на согретую землю; Стелется тихо по ней, тёплый скользит ветерок. Но давно под травой иссякли болотные воды В тучных лугах; и сама вся пожелтела трава. Сумрак душистый лесов, отрадные, пышные тени, Где вы? где ты, лазурь ярких и тёмных небес? Осень настала давно; её прощальные ласки Часто милее душе первых улыбок весны. Бурые сучья раскинула липа; берёза Вся золотая стоит; тополь один ещё свеж — Также дрожит и шумит и тихо блестит, серебристый; Но побагровел давно дуба могучего лист. Яркие краски везде сменили приветную зелень: Издали пышут с рябин красные гроздья плодов, Дивно рдеет заря причудливым, долгим пожаром… Смотришь и веришь едва жадно-вперённым очам. Но природа во всём, как ясный и строгий художник Чувство меры хранит, стройной верна простоте. Молча, гляжу я кругом, вниманья печального полный… В тронутом сердце звучит грустное слово: прости!

Люблю я вечером к деревне подъезжать, Над старой церковью глазами провожать Ворон играющую стаю; Среди больших полей, заповедных лугов, На тихих берегах заливов и прудов Люблю прислушиваться лаю

Собак недремлющих, мычанью тяжких стад; Люблю заброшенный и запустелый сад И лип незыблемые тени; — Не дрогнет воздуха стеклянная волна; Стоишь и слушаешь — и грудь упоена Блаженством безмятежной лени…

Задумчиво глядишь на лица мужиков — И понимаешь их; предаться сам готов Их бедному, простому быту… Идёт к колодезю старуха за водой; Высокий шест скрипит и гнётся; чередой Подходят лошади к корыту…

Вот песню затянул проезжий… Грустный звук! Но лихо вскрикнул он — и только слышен стук Колёс его телеги тряской; Выходит девушка на низкое крыльцо — И на зарю глядит… и круглое лицо Зардилось алой, яркой краской.

Качаясь медленно, с пригорка, за селом, Огромные возы спускаются гуськом С пахучей данью пышной нивы; За коноплянником зелёным и густым Бегут, одетые туманом голубым, Степей широкие разливы.

Та степь — конца ей нет… раскинулась, лежит… Струистый ветерок бежит, не пробежит… Земля томится, небо млеет… И леса длинного подёрнутся бока Багрянцем золотым, и ропщет он слегка, И утихает, и синеет…

Жарко, мучительно жарко… Но лес недалёко зелёный… С пыльных, безводных полей дружно туда мы спешим. Входим… в усталую грудь душистая льётся прохлада; Стынет на жарком лице едкая влага труда. Ласково приняли нас изумрудные, свежие тени; Тихо взыграли кругом, тихо на мягкой траве Шепчут приветные речи прозрачные, легкие листья… Иволга звонко кричит, словно дивится гостям. Как отрадно в лесу! И солнца смягчённая сила Здесь не пышет огнём, блеском играет живым. Бархатный манит вас мох, руками Дриад округлённый… Зову противиться в нас нет ни желанья, ни сил. Все раскинулись члены; стихают горячие волны Крови; машет на нас тёмными маками сон. Из под тяжёлых ресниц взор наблюдает недолго Мелких букашек и мух, их суетливую жизнь. Вот он закрылся… Сосед уже спит… с доверчивым вздохом Сам засыпаешь… и ты, вечная матерь, земля, Кротко баюкаешь ты, лелеешь усталого сына… Новых исполненный сил, грудь он покинет твою.

Здравствуйте, лёгкие звёзды пушистого, первого снега! Быстро на тёмной земле таете вы чередой. Но проворно летят за вами другие снежинки, Словно пчёлы весной, воздух недвижный пестря. Скоро наступит зима; — под тонким и звучным железом Резвых саней завизжит холодом стиснутый лёд. Ярко мороз затрещит; румяные щёки красавиц Вспыхнут; иней слегка длинных коснётся ресниц. Так! пора мне с тобой расстаться, степная деревня! Крыш не увижу твоих, мягких одетых ковром, Струек волнистого дыма на небе холодном и синем, Белых холмов и полей, грозных и тёмных лесов. Падай обильнее, снег! Зовёт меня город, далекий; Хочется встретить опять старых врагов и друзей.

Я стоял на вершине пологого холма; передо мною — то золотым, то посеребренным морем — раскинулась и пестрела спелая рожь.

Но не бегало зыби по этому морю; не струился душный воздух: назревала гроза великая.

Около меня солнце еще светило — горячо и тускло; но там, за рожью, не слишком далеко, темно-синяя туча лежала грузной громадой на целой половине небосклона.

Всё притаилось… всё изнывало под зловещим блеском последних солнечных лучей. Не слыхать, не видать ни одной птицы; попрятались даже воробьи. Только где-то вблизи упорно шептал и хлопал одинокий крупный лист лопуха.

Как сильно пахнет полынь на межах! Я глядел на синюю громаду… и смутно было на душе. Ну скорей же, скорей! — думалось мне, — сверкни, золотая змейка, дрогни, гром! двинься, покатись, пролейся, злая туча, прекрати тоскливое томленье!

Но туча не двигалась. Она по-прежнему давила безмолвную землю… и только словно пухла да темнела.

И вот по одноцветной ее синеве замелькало что-то ровно и плавно; ни дать ни взять белый платочек или снежный комок. То летел со стороны деревни белый голубь.

Летел, летел — всё прямо, прямо… и потонул за лесом.

Прошло несколько мгновений — та же стояла жестокая тишь… Но глядь! Уже два платка мелькают, два комочка несутся назад: то летят домой ровным полетом два белых голубя.

И вот, наконец, сорвалась буря — и пошла потеха!

Я едва домой добежал. Визжит ветер, мечется как бешеный, мчатся рыжие, низкие, словно в клочья разорванные облака, всё закрутилось, смешалось, захлестал, закачался отвесными столбами рьяный ливень, молнии слепят огнистой зеленью, стреляет как из пушки отрывистый гром, запахло серой…

Но под навесом крыши, на самом кра́юшке слухового окна, рядышком сидят два белых голубя — и тот, кто слетал за товарищем, и тот, кого он привел и, может быть, спас.

Нахохлились оба — и чувствует каждый своим крылом крыло соседа…

Хорошо им! И мне хорошо, глядя на них… Хоть я и один… один, как всегда.