Цветаева М. И. Бессонница — 7. Нежно-нежно, тонко-тонко…
Нежно-нежно, тонко-тонко Что-то свистнуло в сосне. Черноглазого ребенка Я увидела во сне.
Нежно-нежно, тонко-тонко Что-то свистнуло в сосне. Черноглазого ребенка Я увидела во сне.
Кто спит по ночам? Никто не спит! Ребенок в люльке своей кричит, Старик над смертью своей сидит, Кто молод – с милою говорит,
Бессрочно кораблю не плыть И соловью не петь. Я столько раз хотела жить И столько умереть!
Благоухала целую ночь В снах моих – Роза. Неизреченно-нежная дочь Эроса – Роза.
Бог согнулся от заботы И затих. Вот и улыбнулся, вот и Много ангелов святых
Лицо без обличия. Строгость. – Прелесть. Все́ ризы делившие В тебе спелись.
О, его не привяжете К вашим знакам и тяжестям! Он в малейшую скважинку, Как стройнейший гимнаст…
Бог! – Я живу! – Бог! – Значит ты не умер! Бог, мы союзники с тобой! Но ты старик угрюмый, А я – герольд с трубой.
Бог, внемли рабе послушной! Цельный век мне было душно От той кровушки-крови.
Братья, один нам путь прямохожий Под небом тянется. . . . . . . . . .я тоже Бедная странница…
Брожу – не дом же плотничать, Расположась на росстани! Так, вопреки полотнищам Пространств, треклятым простыням
Был Вечный Жид за то наказан, Что Бога прогневил отказом. Судя по нашей общей каре – Творцу кто отказал – и тварям
Быть нежной, бешеной и шумной, – Так жаждать жить! – Очаровательной и умной, – Прелестной быть!
В гибельном фолианте Нету соблазна для Женщины. – Ars Amandi[*] Женщине – вся земля.
В пустынной хра́мине Троилась – ладаном. Зерном и пламенем На темя падала…
В тяжелой мантии торжественных обрядов, Неумолимая, меня не встреть. На площади, под тысячами взглядов, Позволь мне умереть.
«Да, для вас наша жизнь действительно в тумане». Разговор 20-гo декабря 1909 Ах, вы не братья, нет, не братья!
Вдруг вошла Черной и стройной тенью В дверь дилижанса. Ночь
Ветер, ветер, выметающий, Заметающий следы! Красной птицей залетающий В белокаменные лбы.
Взгляните внимательно и если возможно – нежнее, И если возможно – подольше с нее не сводите очей, Она перед вами – дитя с ожерельем на шее И локонами до плечей.
Три царя, Три ларя С ценными дарами.
Конь – хром, Меч – ржав. Кто – сей? Вождь толп.
Вот: слышится – а слов не слышу, Вот: близится – и тьмится вдруг… Но знаю, с поля – или свыше – Тот звук – из сердца ли тот звук…
Все братья в жалости моей! Мне жалко нищих и царей, Мне жалко сына и отца…
Все сызнова: опять рукою робкой Надавливать звонок. (Мой дом зато – с атласною коробкой Сравнить никто не смог!)
Всюду бегут дороги, По лесу, по пустыне, В ранний и поздний час.
Нет возврата. Уж поздно теперь. Хоть и страшно, хоть грозный и темный ты, Отвори нам желанную дверь, Покажи нам заветные комнаты.
Ты пишешь перстом на песке, А я подошла и читаю. Уже седина на виске. Моя голова – золотая.
Ты пишешь перстом на песке, А я твоя горлинка, Равви! Я первенец твой на листке Твоих поминаний и здравий.
– Где лебеди? – А лебеди ушли. – А во́роны? – А во́роны – остались. – Куда ушли? – Куда и журавли. – Зачем ушли? – Чтоб крылья не достались.
Где слезиночки роняла, Завтра розы будут цвесть. Я кружавчики сплетала, Завтра сети буду плесть.
Крестили нас – в одном чану, Венчали нас – одним венцом, Томили нас – в одном плену, Клеймили нас – одним клеймом.
Ресницы, ресницы, Склоненные ниц. Стыдливостию ресниц Затменные – солнца в венце стрел!
А девы – не надо. По вольному хладу, По синему следу Один я поеду.
Странноприимница высоких душ, . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Тебя пою – пергаментная сушь Высокодышащей земли Орфея.
Ты миру отдана на травлю, И счета нет твоим врагам, Ну, как же я тебя оставлю? Ну, как же я тебя предам?
Ты говоришь о Данта роке злобном И о Мицкевича любившей мгле. Как можешь говорить ты о подобном Мне – горестнейшему на всей земле!
На трудных тропах бытия Мой спутник – молодость моя. Бегут как дети по бокам
Говорила мне бабка лютая, Коромыслом от злости гнутая: – Не дремить тебе в люльке дитятка, Не белить тебе пряжи вытканной, –
Голубиная купель, Небо: тридевять земель. Мне, за тем гулявшей за́ морем,
Грудь женская! Души застывший вздох, – Суть женская! Волна, всегда врасплох Застигнутая – и всегда врасплох Вас застигающая – видит Бог!
Наездницы, развалины, псалмы, И вереском поросшие холмы, И наши кони смирные бок о бок, И подбородка львиная черта,
Даны мне были и голос любый, И восхитительный выгиб лба. Судьба меня целовала в губы, Учила первенствовать Судьба.
Не знали долго ваши взоры, Кто из сестер для них «она»? Здесь умолкают все укоры, – Ведь две мы. Ваша ль то вина?
1 Со мной в ночи шептались тени, Ко мне ласкались кольца дыма,
Два солнца стынут – о Господи, пощади! – Одно – на небе, другое – в моей груди. Как эти солнца – прощу ли себе сама? –
«Двух станов не боец, а только гость случайный…» Двух станов не боец, а – если гость случайный – То гость – как в глотке кость, гость –
День – плащ широкошумный, Ночь – бархатная шуба. Кто – умный, кто – безумный, Всяк выбирай, что любо!
Други! Братственный сонм! Вы, чьим взмахом сметен След обиды земной. Лес! – Элизиум мой!
Не краской, не кистью! Свет – царство его, ибо сед. Ложь – красные листья: Здесь свет, попирающий цвет.
Погрузитесь в философские стихотворения, которые исследуют глубокие вопросы бытия, смысла жизни и человеческого существования. Насладитесь поэзией, воспевающей размышления, мудрость и духовные поиски.
Этот сайт создаётся с любовью и вдохновением, без рекламных баннеров и внешнего финансирования. Ваше пожертвование поможет покрыть расходы на хостинг, техническую поддержку и дальнейшее развитие проекта.
Спасибо за вашу поддержку!