Poetry Land

Я взял бумагу, щепки, клей, Весь день сидел, потел, Бумажный змей — воздушный змей Я смастерить хотел.

Я делал всё по чертежам, Заглядывал в журнал, И я работал только сам — Я помощи не знал.

Так появился Змей на свет Из дома моего. Мой друг сказал: — Такого нет Нигде! Ни у кого!

Лиловый нос, багровый рот, Из ниток борода, И всё же вовсе не урод, А просто хоть куда!

Мы Змея вынесли на луг. В то утро ветер был, И здесь он вырвался из рук И над землёю взмыл.

Своим трепещущим хвостом Он распугал ворон, Он, видно, чувствовал притом, Что на свободе он.

Змей был над нами высоко, А мы вдвоём — под ним, Но удивительно легко Мы управляли им.

Он так и рвался в облака, Чтоб скрыться в облаках, Но мы-то знали: нить крепка И Змей у нас в руках!

Две руки у меня, И на каждой – пятерня!

Пятерная! Пятерня! Выручаешь ты меня! С ней не надо расставаться — Пятерня всегда со мной! Если надо причесаться — Причешусь я пятернёй! – Но пожалуй, мой дружок, Всё же лучше гребешок!

Пятерня! Пятерня! Выручаешь ты меня: Если надо мне сморкаться, Я сморкаюсь пятернёй. С ней не надо расставаться — Пятерня всегда со мной! – Но не лучше ли, дружочек, Если всё-таки в платочек?

Пятерня! Пятерня! Выручаешь ты меня! Если надо будет драться — Буду драться пятернёй, С ней не надо расставаться — Пятерня всегда со мной! – Ну, а если, милый друг, И тебя ударят вдруг? Сколько пальцев на руке, Столько их и в кулаке!

Пятерня! Пятерня! Для чего ж ты у меня? – Для того, чтобы не драться, А лопату в руки брать, Чтобы в пальцы не сморкаться, А здороваться, прощаться И с друзьями в мяч играть!

Кто на лавочке сидел, Кто на улицу глядел, Толя пел, Борис молчал, Николай ногой качал.

Дело было вечером, Делать было нечего.

Галка села на заборе, Кот забрался на чердак. Тут сказал ребятам Боря Просто так: — А у меня в кармане гвоздь! А у вас? — А у нас сегодня гость! А у вас? — А у нас сегодня кошка Родила вчера котят. Котята выросли немножко, А есть из блюдца не хотят!

— А у нас в квартире газ! А у вас?

— А у нас водопровод! Вот!

— А из нашего окна Площадь Красная видна! А из вашего окошка Только улица немножко.

— Мы гуляли по Неглинной, Заходили на бульвар, Нам купили синий-синий Презеленый красный шар!

— А у нас огонь погас — Это раз! Грузовик привез дрова — Это два! А в-четвертых — наша мама Отправляется в полет, Потому что наша мама Называется — пилот!

С лесенки ответил Вова: — Мама — летчик? Что ж такого? Вот у Коли, например, Мама — милиционер! А у Толи и у Веры Обе мамы — инженеры! А у Левы мама — повар! Мама-летчик? Что ж такого!

— Всех важней, — сказала Ната, — Мама — вагоновожатый, Потому что до Зацепы Водит мама два прицепа.

И спросила Нина тихо: — Разве плохо быть портнихой? Кто трусы ребятам шьет? Ну, конечно, не пилот!

Летчик водит самолеты — Это очень хорошо!

Повар делает компоты — Это тоже хорошо.

Доктор лечит нас от кори, Есть учительница в школе.

Мамы разные нужны, Мамы разные важны.

Дело было вечером, Спорить было нечего.

Мы сидим и смотрим в окна. Тучи по небу летят. На дворе собаки мокнут, Даже лаять не хотят. Где же солнце? Что случилось? Целый день течет вода. На дворе такая сырость, Что не выйдешь никуда.

Если взять все эти лужи И соединить в одну, А потом у этой лужи Сесть, Измерить глубину, То окажется, что лужа Моря Черного не хуже, Только море чуть поглубже, Только лужа чуть поуже.

Если взять все эти тучи И соединить в одну, А потом на эту тучу Влезть, Измерить ширину, То получится ответ, Что краев у тучи нет, Что в Москве из тучи — дождик, А в Чите из тучи — снег.

Если взять все эти капли И соединить в одну, А потом у этой капли Ниткой смерить толщину — Будет каплища такая, Что не снилась никому, И не приснится никогда В таком количестве вода!

В одном переулке Стояли дома. В одном из домов Жил упрямый Фома.

Ни дома, ни в школе, Нигде, никому — Не верил Упрямый Фома Ничему.

На улицах слякоть, И дождик, И град. «Наденьте калоши», - Ему говорят.

«Неправда, - Не верит Фома, - Это ложь…» И прямо по лужам Идет без калош.

Мороз. Надевают ребята коньки. Прохожие подняли воротники. Фоме говорят: «Наступила зима». В трусах На прогулку выходит Фома.

Идет в зоопарке С экскурсией он. «Смотрите, — ему говорят, - Это слон». И снова не верит Фома: «Это ложь. Совсем этот слон На слона не похож».

Однажды Приснился упрямому сон, Как будто шагает по Африке он. С небес Африканское солнце печет, Река под названием Конго Течет.

Подходит к реке Пионерский отряд. Ребята Фоме У реки говорят:

«Купаться нельзя: Аллигаторов тьма». «Неправда», - Друзьям отвечает Фома.

Трусы и рубашка Лежат на песке. Упрямец плывет По опасной реке.

Близка Аллигатора хищная Пасть. «Спасайся, несчастный, Ты можешь пропасть!»

Но слышен ребятам Знакомый ответ: «Прошу не учить, Мне одиннадцать лет!»

Уже крокодил У Фомы за спиной, Уже крокодил Поперхнулся Фомой; Из пасти у зверя Торчит голова. До берега Ветер доносит слова: «Непра… Я не ве…» Аллигатор вздохнул И, сытый, В зеленую воду нырнул.

Трусы и рубашка Лежат на песке. Никто не плывет По опасной реке.

Проснулся Фома, Ничего не поймет, Трусы и рубашку Со стула берет.

Фома удивлен, Фома возмущен: «Неправда, товарищи, Это не сон!»

Ребята, Найдите такого Фому И эти стихи Прочитайте ему.

Мы с приятелем вдвоем Замечательно живем! Мы такие с ним друзья — Куда он, Туда и я!

Мы имеем по карманам: Две резинки, Два крючка, Две больших стеклянных пробки, Двух жуков в одной коробке, Два тяжелых пятачка.

Мы живем в одной квартире, Все соседи знают нас. Только мне звонить — четыре, А ему — двенадцать раз.

И живут в квартире с нами Два ужа И два ежа, Целый день поют над нами Два приятеля-чижа.

И про наших двух ужей, Двух ежей И двух чижей Знают в нашем новом доме Все двенадцать этажей.

Мы с приятелем вдвоем Просыпаемся, Встаем, Открываем настежь двери, В школу с книжками бежим… И гуляют наши звери По квартирам по чужим.

Забираются ужи К инженерам в чертежи.

Управдом в постель ложится И встает с нее дрожа: На подушке не лежится — Под подушкой два ежа!

Раньше всех чижи встают И до вечера поют. Дворник радио включает — Птицы слушать не дают!

Тащат в шапках инженеры К управдому Двух ужей, А навстречу инженерам Управдом несет ежей.

Пишет жалобу сосед: «Никому покою нет! Зоопарк отсюда близко. Предлагаю: всех зверей Сдать юннатам под расписку По возможности скорей».

Мы вернулись из кино — Дома пусто и темно. Зажигаются огни. Мы ложимся спать одни.

Еж колючий, Уж ползучий, Чиж певучий — Где они?

Мы с приятелем вдвоем Просыпаемся, Встаем, По дороге к зоопарку Не смеемся, не поем.

Неужели зоосад Не вернет зверей назад?

Мы проходим мимо клеток, Мимо строгих сторожей. Сто чижей слетают с веток, Выбегают сто ежей.

Только разве отличишь, Где какой летает чиж! Только разве разберёшь, Где какой свернулся ёж!

Сто ужей на двух ребят Подозрительно шипят, Сто чижей кругом поют, Сто чижей зерно клюют. Наши птицы, наши звери Нас уже не узнают.

Солнце село. Поздний час. Сторожа выводят нас.

— Не пора ли нам домой? Говорит приятель мой.

Мы такие с ним друзья — Куда он, Туда и я!

По крутой тропинке горной Шел домой барашек черный И на мостике горбатом Повстречался с белым братом.

И сказал барашек белый: «Братец, вот какое дело: Здесь вдвоем нельзя пройти, Ты стоишь мне на пути»

Черный брат ответил: «Ме, Вы в своем, баран, уме? Пусть мои отсохнут ноги, Если я сойду с дороги!»

Помотал один рогами, Уперся другой ногами… Как рогами ни крути, А вдвоем нельзя пройти.

Сверху солнышко печёт, А внизу река течёт. В этой речке утром рано Утонули два барана.

Мы едем, едем, едем В далекие края, Хорошие соседи, Счастливые друзья. Нам весело живется, Мы песенку поем, И в песенке поется О том, как мы живем.

Красота! Красота! Мы везем с собой кота, Чижика, собаку, Петьку-забияку, Обезьяну, попугая — Вот компания какая!

Когда живется дружно, Что может лучше быть! И ссориться не нужно, И можно всех любить.

Ты в дальнюю дорогу Бери с собой друзей: Они тебе помогут, И с ними веселей.

Красота! Красота! Мы везем с собой кота, Чижика, собаку, Петьку-забияку, Обезьяну, попугая — Вот компания какая!

Мы ехали, мы пели И с песенкой смешной Все вместе, как сумели, Приехали домой. Нам солнышко светило, Нас ветер обвевал; В пути не скучно было, И каждый напевал:

— Красота! Красота! Мы везем с собой кота, Чижика, собаку, Петьку-забияку, Обезьяну, попугая — Вот компания какая!

Ёлку вырублю в лесу, Ёлку в школу принесу!

Всю в сосульках ледяных, В крепких шишках смоляных, Со смолою на стволе, Со снежинкой на смоле.

Если встречу я в лесу Настоящую лису, Я на ёлку покажу И в лесу лисе скажу:

– Ты, лиса, меня не трогай, Ты беги своей дорогой, Не задерживай, прошу: Я Новый год встречать спешу.

Мне навстречу выйдут волки, Скажут: «Стой-ка, паренёк! На опушке вместо ёлки Почему торчит пенёк?» Дятел клювом простучит: «Почему пенёк торчит?»

На деревья снег ложится, Всё в сугробах, всё в снегу. И от зверя и от птицы Я на лыжах убегу.

Я принёс из лесу ёлку — Наглядеться не могу!

От подставки до макушки — Сто четырнадцать огней, На ветвях висят хлопушки, И звезда горит на ней! Разноцветные флажки, Золотые петушки, А под ёлкой – Дед Мороз, Ватный снег его занёс.

Приходите к нам, друзья! Эту ёлку выбрал я.

Я сегодня сбилась с ног — У меня пропал щенок. Два часа его звала, Два часа его ждала, За уроки не садилась И обедать не могла.

В это утро Очень рано Соскочил щенок с дивана, Стал по комнатам ходить, Прыгать, Лаять, Всех будить.

Он увидел одеяло — Покрываться нечем стало.

Он в кладовку заглянул — С мёдом жбан перевернул.

Он порвал стихи у папы, На пол с лестницы упал, В клей залез передней лапой, Еле вылез И пропал…

Может быть, его украли, На верёвке увели, Новым именем назвали, Дом стеречь Заставили?

Может, он в лесу дремучем Под кустом сидит колючим, Заблудился, Ищет дом, Мокнет, бедный, под дождём? Я не знала, что мне делать. Мать сказала: — Подождём.

Два часа я горевала, Книжек в руки не брала, Ничего не рисовала, Всё сидела и ждала.

Вдруг Какой-то страшный зверь Открывает лапой дверь, Прыгает через порог… Кто же это? Мой щенок.

Что случилось, Если сразу Не узнала я щенка? Нос распух, не видно глаза, Перекошена щека, И, впиваясь, как игла, На хвосте жужжит пчела. Мать сказала: — Дверь закрой! К нам летит пчелиный рой. —

Весь укутанный, В постели Мой щенок лежит пластом И виляет еле-еле Забинтованным хвостом. Я не бегаю к врачу — Я сама его лечу.

Занесенный в графу С аккуратностью чисто немецкой, Он на складе лежал Среди обуви взрослой и детской.

Его номер по книге: «Три тысячи двести девятый». «Обувь детская. Ношена. Правый ботинок. С заплатой…»

Кто чинил его? Где? В Мелитополе? В Кракове? В Вене? Кто носил его? Владек? Или русская девочка Женя?..

Как попал он сюда, в этот склад, В этот список проклятый, Под порядковый номер «Три тысячи двести девятый»?

Неужели другой не нашлось В целом мире дороги, Кроме той, по которой Пришли эти детские ноги

В это страшное место, Где вешали, жгли и пытали, А потом хладнокровно Одежду убитых считали?

Здесь на всех языках О спасенье пытались молиться: Чехи, греки, евреи, Французы, австрийцы, бельгийцы.

Здесь впитала земля Запах тлена и пролитой крови Сотен тысяч людей Разных наций и разных сословий…

Час расплаты пришел! Палачей и убийц — на колени! Суд народов идет По кровавым следам преступлений.

Среди сотен улик – Этот детский ботинок с заплатой. Снятый Гитлером с жертвы Три тысячи двести девятой.

На рынке корову старик продавал, Никто за корову цены не давал. Хоть многим была коровёнка нужна, Но, видно, не нравилась людям она.

— Хозяин, продашь нам корову свою? — Продам. Я с утра с ней на рынке стою!

— Не много ли просишь, старик, за неё? — Да где наживаться! Вернуть бы своё!

— Уж больно твоя коровёнка худа! — Болеет, проклятая. Прямо беда!

— А много ль корова даёт молока? — Да мы молока не видали пока…

Весь день на базаре старик торговал, Никто за корову цены не давал.

Один паренёк пожалел старика: — Папаша, рука у тебя нелегка! Я возле коровы твоей постою, Авось продадим мы скотину твою.

Идёт покупатель с тугим кошельком, И вот уж торгуется он с пареньком;

— Корову продашь? — Покупай, коль богат. Корова, гляди, не корова, а клад!

— Да так ли! Уж выглядит больно худой! — Не очень жирна, но хороший удой.

— А много ль корова даёт молока? — Не выдоишь за день — устанет рука.

Старик посмотрел на корову свою: — Зачем я, Бурёнка, тебя продаю? Корову свою не продам никому — Такая скотина нужна самому!

В день именин, а может быть, рожденья, Был Заяц приглашен к Ежу на угощенье. В кругу друзей, за шумною беседой, Вино лилось рекой. Сосед поил соседа. И Заяц наш как сел, Так, с места не сходя, настолько окосел, Что, отвалившись от стола с трудом, Сказал: "Пшли домой!" - "Да ты найдешь ли дом? - Спросил радушный Еж.- Поди как ты хорош! Уж лег бы лучше спать, пока не протрезвился! В лесу один ты пропадешь: Все говорят, что Лев в округе объявился!" Что Зайца убеждать? Зайчишка захмелел. "Да что мне Лев!- кричит.- Да мне ль его бояться? Я как бы сам его не съел! Подать его сюда! Пора с ним рассчитаться! Да я семь шкур с него спущу! И голым в Африку пущу!.." Покинув шумный дом, шатаясь меж стволов, Как меж столов, Идет Косой, шумит по лесу темной ночью: "Видали мы в лесах зверей почище львов, От них и то летели клочья!.." Проснулся Лев, услышав пьяный крик,- Наш Заяц в этот миг сквозь чащу продирался. Лев - цап его за воротник! "Так вот кто в лапы мне попался! Так это ты шумел, болван? Постой, да ты, я вижу, пьян - Какой-то дряни нализался!" Весь хмель из головы у Зайца вышел вон! Стал от беды искать спасенья он: "Да я... Да вы... Да мы... Позвольте объясниться! Помилуйте меня! Я был в гостях сейчас. Там лишнего хватил. Но все за Вас! За Ваших Львят! За Вашу Львицу!- Ну, как тут было не напиться?!" И, когти подобрав, Лев отпустил Косого. Спасен был хвастунишка наш.

Лев пьяных не терпел, сам в рот не брал хмельного, Но обожал... подхалимаж.

Вы послушайте, ребята, Я хочу вам рассказать; Родились у нас котята — Их по счету ровно пять.

Мы решали, мы гадали: Как же нам котят назвать? Наконец мы их назвали: Раз, Два, Три, Четыре, Пять.

Раз — котенок самый белый, Два — котенок самый смелый, Три — котенок самый умный, А Четыре — самый шумный.

Пять — похож на Три и Два — Тот же хвост и голова, То же пятнышко на спинке, Так же спит весь день в корзинке.

Хороши у нас котята — Раз, Два, Три, Четыре, Пять! Заходите к нам, ребята, Посмотреть и посчитать.

Мальчик с девочкой дружил, Мальчик дружбой дорожил.

Как товарищ, как знакомый, Как приятель, он не раз Провожал ее до дома, До калитки в поздний час.

Очень часто с нею вместе Он ходил на стадион. И о ней как о невесте Никогда не думал он.

Но родители-мещане Говорили так про них: «Поглядите! К нашей Тане Стал захаживать жених!»

Отворяют дверь соседи, Улыбаются: «Привет! Если ты за Таней, Федя, То невесты дома нет!»

Даже в школе! Даже в школе Разговоры шли порой: «Что там смотрят, в комсомоле? Эта дружба — ой-ой-ой!»

Стоит вместе появиться, За спиной уже: «Хи-хи! Иванов решил жениться. Записался в женихи!»

Мальчик с девочкой дружил, Мальчик дружбой дорожил.

И не думал он влюбляться И не знал до этих пор, Что он будет называться Глупым словом «ухажер»!

Чистой, честной и открытой Дружба мальчика бала. А теперь она забыта! Что с ней стало? Умерла!

Умерла от плоских шуток, Злых смешков и шепотков, От мещанских прибауток Дураков и пошляков.

Я ненавижу слово «спать»! Я ёжусь каждый раз, Когда я слышу: «Марш в кровать! Уже десятый час!»

Нет, я не спорю и не злюсь — Я чай на кухне пью. Я никуда не тороплюсь, Когда напьюсь — тогда напьюсь! Напившись, я встаю И, засыпая на ходу, Лицо и руки мыть иду…

Но вот доносится опять Настойчивый приказ: «А ну, сейчас же марш в кровать! Одиннадцатый час!»

Нет, я не спорю, не сержусь — Я не спеша на стул сажусь И начинаю кое-как С одной ноги снимать башмак.

Я, как герой, борюсь со сном, Чтоб время протянуть, Мечтая только об одном: Подольше не заснуть!

Я раздеваюсь полчаса И где-то, в полусне, Я слышу чьи-то голоса, Что спорят обо мне.

Сквозь спор знакомых голосов Мне ясно слышен бой часов, И папа маме говорит: «Смотри, смотри! Он сидя спит!»

Я ненавижу слово «спать»! Я ежусь каждый раз, Когда я слышу: «Марш в кровать! Уже десятый час!»

Как хорошо иметь права Ложиться спать хоть в час! Хоть в два! В четыре! Или в пять! А иногда, а иногда (И в этом, право, нет вреда!) — Всю ночь совсем не спать!

— На прививку! Первый класс! — Вы слыхали? Это нас!.. — Я прививки не боюсь: Если надо — уколюсь! Ну, подумаешь, укол! Укололи и — пошел…

Это только трус боится На укол идти к врачу. Лично я при виде шприца Улыбаюсь и шучу.

Я вхожу один из первых В медицинский кабинет. У меня стальные нервы Или вовсе нервов нет!

Если только кто бы знал бы, Что билеты на футбол Я охотно променял бы На добавочный укол!..

— На прививку! Первый класс! — Вы слыхали? Это нас!.. — Почему я встал у стенки? У меня… дрожат коленки…

Писать красиво не легко: «Да-ет ко-ро-ва мо-ло-ко». За буквой буква, к слогу слог. Ну хоть бы кто-нибудь помог!

Сначала «да», потом уж «ет». Уже написано «дает», Уже написано «дает», Но тут перо бумагу рвет.

Опять испорчена тетрадь — Страничку надо вырывать! Страничка вырвана, и вот: «Ко-ро-ва мо-ло-ко да-ет».

«Корова молоко дает», А нужно все наоборот: «Дает корова молоко»!

Вздохнем сначала глубоко, Вздохнем, строку перечеркнем И дело заново начнем.

«Да-ет ко-ро-ва мо-ло-ко». Перо цепляется за «ко», И клякса черная, как жук, С конца пера сползает вдруг.

Одной секунды не прошло, Как скрылись «ко», и «мо», и «ло»…

Еще одну страничку вон! А за окном со всех сторон: И стук мяча, и лай щенка, И звон какого-то звонка, — А я сижу, в тетрадь гляжу — За буквой букву вывожу: «Да-ет ко-ро-ва мо-ло-ко»… Да! Стать ученым не легко!

Снег кружится, Снег ложится – Снег! Снег! Снег! Рады снегу зверь и птица И, конечно, человек!

Рады серые синички: На морозе мерзнут птички, Выпал снег – упал мороз! Кошка снегом моет нос. У щенка на черной спинке Тают белые снежинки.

Тротуары замело, Все вокруг белым-бело: Снего-снего-снегопад! Хватит дела для лопат, Для лопат и для скребков, Для больших грузовиков.

Снег кружится, Снег ложится – Снег! Снег! Снег! Рады снегу зверь и птица И, конечно, человек!

Только дворник, только дворник Говорит: – Я этот вторник Не забуду никогда! Снегопад для нас – беда! Целый день скребок скребет, Целый день метла метет. Сто потов с меня сошло, А кругом опять бело! Снег! Снег! Снег!

Облака, Облака — Кучерявые бока, Облака кудрявые, Целые, Дырявые, Лёгкие, Воздушные — Ветерку послушные… На полянке я лежу, Из травы на вас гляжу. Я лежу себе, мечтаю: Почему я не летаю Вроде этих облаков, Я — Серёжа Михалков?

Это было бы чудесно, Чрезвычайно интересно, Если б облако любое Я увидел над собою И — движением одним Оказался рядом с ним!

Это вам не самолёт, Что летает «до» и «от» —

«От» Москвы «до» Еревана Рейсом двести двадцать пять…

Облака в любые страны Через горы, океанам Могут запросто летать: Выше, ниже — как угодно! Тёмной ночью — без огня! Небо — всё для них свободно И в любое время дня.

Скажем, облако решило Посмотреть Владивосток И — поплыло, И поплыло… Дул бы в спину ветерок!..

Плохо только, что бывает Вдруг такая ерунда: В небе облако летает, А потом возьмёт растает, Не оставив и следа!

Я не верю чудесам, Но такое видел сам! Лично! Лёжа на спине. Даже страшно стало мне!

Зима приходит ненароком, По всем статьям беря свое. Она должна уж быть по срокам, А вот, поди ж ты, – нет ее!

И вдруг, однажды, спозаранку, Взглянул в оконное стекло И видишь "скатерть-самобранку" – Везде, вокруг, белым-бело...

Весна приходит постепенно: В полях неслышно тает снег, Побег из ледяного плена Готовят тайно воды рек.

Уж по ночам не те морозы, И вот уже летит скворец В свой домик на стволе березы... Пришла Весна. Зиме конец!

А за Весной приходит Лето, За Летом Осень в свой черед, И вновь Зима. И снова где-то Весна торопится в поход.

В новом лифте ехал Саша На тринадцатый этаж. Вместе с ним на том же лифте Ехал синий Карандаш.

Поднимается кабина На тринадцатый этаж, А на стенке той кабины Что-то пишет Карандаш.

Пообедал дома Саша, Вызвал лифт - спускаться вниз, Лифт в пути остановился И над шахтою повис.

Мальчик Саша в новом лифте Оказался взаперти - Лифт стоит, и он не хочет Дальше мальчика везти.

Нажимал на кнопки Саша, "Помогите-е!"- голосил, Проходящих мимо лифта Вызвать мастера просил.

Наконец лифтер явился (Он обедать уходил), Из кабины, как из плена, Сашу он освободил.

Но теперь, как только Саша В лифт пытается войти, Тот ни вверх, ни вниз не хочет Одного его везти.

К сожаленью, есть немало Всяких Шуриков и Саш, У которых не по делу Пишет синий Карандаш!