151 Тарковский А. А. Стол накрыт на шестерых
Стол накрыт на шестерых — Розы да хрусталь… А среди гостей моих — Горе да печаль.
Стол накрыт на шестерых — Розы да хрусталь… А среди гостей моих — Горе да печаль.
Тех, кто в школу опоздал, Она не станет ждать. Хоть без колес устроен класс, Он далеко уйдет за час.
Темноты боится Петя. Петя маме говорит: — Можно, мама, спать при свете? Пусть всю ночь огонь горит.
Моей сестрёнке двадцать дней, Но все твердят о ней, о ней: Она всех лучше, всех умней.
Свиданий наших каждое мгновенье Мы праздновали, как богоявленье, Одни на целом свете. Ты была Смелей и легче птичьего крыла,
Сомкните плотнее веки И не открывайте век, Прислушайтесь и ответьте: Который сегодня век?
Писать красиво не легко: «Да-ет ко-ро-ва мо-ло-ко». За буквой буква, к слогу слог.
Я недаром вздрогнул. Не загробный вздор. В порт, горящий,
Так было, так будет в любом испытанье: кончаются силы, в глазах потемнело,
Я разлюбил тебя… Банальная развязка. Банальная, как жизнь, банальная, как смерть. Я оборву струну жестокого романса, гитару пополам — к чему ломать комедь!
Уходят наши матери от нас, уходят потихонечку, на цыпочках, а мы спокойно спим,
Снег кружится, Снег ложится – Снег! Снег! Снег! Рады снегу зверь и птица
Зима приходит ненароком, По всем статьям беря свое. Она должна уж быть по срокам, А вот, поди ж ты, – нет ее!
Мне снится старый друг, который стал врагом, но снится не врагом, а тем же самым другом.
О не лети так, жизнь, слегка замедли шаг. Другие вон живут, неспешны и подробны. А я живу — мосты, вокзалы, ипподромы. Промахивая так, что только свист в ушах
Не о том разговор, как ты жил до сих пор, Как ты был на решения скор, Как ты лазал на спор через дачный забор И препятствий не видел в упор…
Жили были Сима с Петей. Сима с Петей были дети.
Когда мужчине сорок лет, ему пора держать ответ: душа не одряхлела?- перед своими сорока,
День Победы. И в огнях салюта Будто гром: - Запомните навек, Что в сраженьях каждую минуту, Да, буквально каждую минуту
— В чем смысл твоей жизни? — Меня спросили. — Где видишь ты счастье свое, скажи? — В сраженьях, — ответил я, — против гнили И в схватках, — добавил я, — против лжи!
— На прививку! Первый класс! — Вы слыхали? Это нас!.. — Я прививки не боюсь: Если надо — уколюсь!
Аист с нами прожил лето, А зимой гостил он где-то. Бегемот разинул рот:
Я ненавижу слово «спать»! Я ёжусь каждый раз, Когда я слышу: «Марш в кровать! Уже десятый час!»
У человека тело Одно, как одиночка, Душе осточертела Сплошная оболочка
Боль свою вы делите с друзьями, Вас сейчас утешить норовят, А его последними словами, Только вы нахмуритесь, бранят.
Возьмем винтовки новые, на штык флажки! И с песнею в стрелковые
Сорок трудный год. Омский госпиталь. Коридоры сухие и маркие. Шепчет старая нянечка: «Господи, До чего же артисты маленькие! »
Надо верными оставаться, до могилы любовь неся, надо вовремя расставаться, если верными быть нельзя.
Мы не заметили жука И рамы зимние закрыли, А он живой, он жив пока, Жужжит в окне,
Я на уроке в первый раз. Теперь я ученица. Вошла учительница в класс, — Вставать или садиться?
Ты спрашивала шепотом: "А что потом? А что потом?" Постель была расстелена,
Поэт в России — больше, чем поэт. В ней суждено поэтами рождаться лишь тем, в ком бродит гордый дух гражданства, кому уюта нет, покоя нет.
Давай поглядим друг на друга в упор, Довольно вранья. Я — твой соглядатай, я — твой прокурор, Я — память твоя.
Женщина всегда чуть-чуть, как море. Море в чем-то женщина чуть-чуть. Ходят волны где-нибудь в каморке, спрятанные в худенькую грудь.
Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины, Как шли бесконечные, злые дожди, Как кринки несли нам усталые женщины, Прижав, как детей, от дождя их к груди,
Знаешь ли ты, что такое горе, когда тугою петлей на горле? Когда на сердце глыбою в тонну, когда нельзя ни слезы, ни стона?
Смири гордыню — то есть гордым будь. Штандарт — он и в чехле не полиняет. Не плачься, что тебя не понимают, — поймёт когда-нибудь хоть кто-нибудь.
Вот это – хорошая девочка. Зовут эту девочку Маша! А это –
Тигрёнок Эй, не стойте слишком близко — Я тигрёнок, а не киска!
…Да разве об этом расскажешь В какие ты годы жила! Какая безмерная тяжесть На женские плечи легла!..
Облака, Облака — Кучерявые бока, Облака кудрявые,
Мне говорят, качая головой: «Ты подобрел бы. Ты какой-то злой».
О, високосный год — проклятый год Как мы о нем беспечно забываем И доверяем жизни хрупкий ход Всё тем же пароходам и трамваям
Быть может, все несчастье От почты полевой: Его считали мертвым, А он пришел живой.
Ждать тебя, быть с тобой Мне всегда хочется. Говорят, что любовь Первая кончится,
Дарья Власьевна, соседка по квартире, сядем, побеседуем вдвоем. Знаешь, будем говорить о мире, о желанном мире, о своем.
В новом лифте ехал Саша На тринадцатый этаж. Вместе с ним на том же лифте Ехал синий Карандаш.
Я стою у открытой двери, я прощаюсь, я ухожу. Ни во что уже не поверю, — всё равно напиши, прошу!
Этот сорт народа — тих и бесформен, словно студень, —
Я что-то часто замечаю, к чьему-то, видно, торжеству, что я рассыпанно мечтаю, что я растрепанно живу.
Откройте для себя богатство советской поэзии, отражающей эпоху, идеалы и культурные ценности Советского Союза. Насладитесь стихотворениями, воспевающими труд, героизм, патриотизм и мечты о светлом будущем.
Этот сайт создаётся с любовью и вдохновением, без рекламных баннеров и внешнего финансирования. Ваше пожертвование поможет покрыть расходы на хостинг, техническую поддержку и дальнейшее развитие проекта.
Спасибо за вашу поддержку!