Poetry Land

Жили были Сима с Петей. Сима с Петей были дети. Пете 5, а Симе 7 — и 12 вместе всем.

1

Петин папа был преважным: в доме жил пятиэтажном и, как важный господин, в целом доме жил один. Очень толстый, очень лысый, злее самой злющей крысы. В лавке сластью торговал, даром сласти не давал. Сам себе под вечер в дом сто пакетов нес с трудом, а за папой, друг за другом, сто корзин несет прислуга. Ест он, с Петею деля, мармелад и кренделя. Съест и ручкой маме машет: — Положи еще, мамаша! — Петя взял варенье в вазе, прямо в вазу мордой лазит. Грязен он, по-моему, как ведро с помоями. Ест он целый день, и глядь — Пете некогда гулять. С час поковыряв в носу, спит в двенадцатом часу. Дрянь и Петя и родители: общий вид их отвратителен. Ясно даже и ежу — этот Петя был буржуй.

2

Сима тоже жил с отцом, залихватским кузнецом. Папа — сильный, на заводе с молотками дружбу водит. Он в любую из минут подымает пальцем пуд. Папа явится под вечер, поздоровавшись для встречи, скажет маме: — Ну-ка, щи нам с товарищем тащи! — Кашу съев да щи с краюшкой, пьют чаи цветастой кружкой. У рабочих денег нету. Симе в редкость есть конфету. Но зато она и слаще, чем для Пети целый ящик. Чай попив, во весь опор Сима с папой мчат во двор. Симин папа всех умнее, всё на свете он умеет. Колесо нашел и рад, сделал Симе самокат. Сима тоже деловит: у него серьезный вид. Хоть ручонки и тонки, трудится вперегонки. Из мешка, на радость всем, Сима сам смастачил шлем. Красную надев звезду, Сима всех сумел бы вздуть! Да не хочет — не дерется! Друг ребячьего народца. Сима чистый, чище мыла. Мылся сам, и мама мыла. Вид у Симы крепыша, пышет, радостью дыша. Ровно в восемь Сима спит. Спит, как надо — не сопит. Птицы с песней пролетали, пели: «Сима — пролетарий!»

3

Петя, выйдя на балкончик, жадно лопал сладкий пончик: словно дождик по трубе, льет варенье по губе. Четверней лохматых ног шел мохнатенький щенок. Сел. Глаза на Петю вскинул: — Дай мне, Петя, половину! При моем щенячьем росте не угрызть мне толстой кости. Я сильнее прочих блюд эти пончики люблю. Да никак не купишь их: заработков никаких. — Но у Пети грозный вид. Отвернуться норовит. Не упросишь этой злюни. Щен сидит, глотает слюни. Невтерпеж, поднялся — скок, впился в пончиковый бок. Петя, посинев от злости, отшвырнул щенка за хвостик. Нос и четверо колен об земь в кровь расквасил щен. Омочив слезами садик, сел щенок на битый задик. Изо всех щенячьих сил нищий щен заголосил: — Ну, и жизнь — не пей, не жуй! Обижает нас буржуй. Выйди, зверь и птичка! Накажи обидчика! — Вдруг, откуда ни возьмись, сто ворон слетают вниз. Весь оскаленный, шакал из-за леса пришагал. За шакалом волочится разужасная волчица. А за ней, на три версты распустив свои хвосты, два огромных крокодила. Как их мама уродила?! Ощетинивши затылки, выставляя зубы-вилки и подняв хвостища-плети, подступают звери к Пете. — Ах, жадаба! Ах ты, злюка! Уязви тебя гадюка! Ах ты, злюка! Ах, жадаба! Чтоб тебя сожрала жаба! Мы тебя сию минутку, как поджаренную утку, так съедим или ина́че. Угнетатель ты зверячий! — И шакал, как только мог, хвать пузана за пупок! Тут на Петю понемногу крокодил нацелил ногу и брыкнул, как футболист. — Уходи! Катись! Вались! — Плохо Пете. Пете больно. Петя мчит, как мяч футбольный. Долетел, от шишек страшный, аж до Сухаревой башни.[3] Для принятья строгих мер — к Пете милиционер. Говорит он грозно Пете: — Ты ж не на велосипеде! Что ты скачешь, дрянный мальчик? Ты ведь мальчик, а не мячик. Беспорядки! Сущий яд — дети этих буржуят! Образина милая, как твоя фамилия? — Петя стал белей, чем гусь: — Петр Буржуйчиков зовусь. — Где живешь, мальчишка гадкий? — На Собачьевой площадке[4]. — Собеседник Петю взял, вчетверо перевязал, затянул покрепче узел, поплевал ему на пузо. Грозно вынул страшный страж свой чернильный карандаш, вывел адрес без помарки. Две на зад наклеил марки, а на нос — не зря ж торчать! — сургучовую печать. Сунул Петю за щеку почтовому ящику. Щелка узкая в железе, Петя толст — пищит, да лезет. — Уважаемый папаша, получайте чадо ваше!

4

Сказка сказкой, а щенок ковылял четверкой ног. Ковылял щенок, а мимо проходил известный Сима, получивший от отца что-то вроде леденца. Щений голод видит Сима, и ему невыносимо. Крикнул, выпятивши грудь: — Кто посмел щенка отдуть? Объявляю к общей гласности: все щенята в безопасности! Я защитник слабого и четверолапого. — Взял конфету из-за щек. — На́, товарищ! ешь, щенок! — Проглотил щенок и стал кланяться концом хвоста. Сел на ляжечки и вот Симе лапу подает. — Спасибо от всей щенячьей души! Люби бедняков, богатых круши! Узнается из конфет, добрый мальчик или нет. Животные домашние — тебе друзья всегдашние. — Замолчал щенок, и тут появляется верблюд. Зад широкий, морда у́же, весь из шерсти из верблюжьей. — Я рабочий честный скот, вот штаны, и куртка вот! Чтобы их тебе принесть, сам на брюхе выстриг шерсть. А потом пришел рабочий, взял с собою шерсти клочья. Чтобы шерсть была тонка, день работал у станка. — За верблюдиной баранчик преподносит барабанчик собственного пузыря. — Барабаньте, чуть заря! — А ближайший красный мак, цветший, как советский флаг, не подавши даже голоса, сам на Симу прикололся. У зверей восторг на морде: — Это Симе красный орден! — Смех всеобщий пять минут. В это время, тут как тут, шла четверка из ребят, развеселых октябрят. Ходят час, не могут стать. — Где нам пятого достать? Как бы нам помножиться? — Обернули рожицы. Тут фигура Симина. — Вот кто нужен именно! — Храбрый, добрый, сильный, смелый! Видно — красный, а не белый. И без всяких разногласий обратился к Симе Вася: — Заживем пятеркой братской, звездочкою октябрятской? — Вася, Вера, Оля, Ваня с Симой ходят, барабаня. Щеник, радостью пылая, впереди несется, лая. Перед ними автобусы рассыпаются, как бусы. Вся милиция как есть отдает отряду честь.

5

Сказка сказкою, а Петя едет, как письмо, в пакете. Ехал долго он и еле был доставлен в две недели. Почтальон промеж бумажками сунул в сумку вверх тормашками. Проработав три часа, начал путать адреса. Сдал, разиня из разинь, не домой, а в магазин. Петя, скисши от поста, распечатался и встал. Петя плоский, как рубли. Он уже не шар, а блин. Воскресенье — в лавке пусто. Петя вмиг приходит в чувство и, взглянув на продовольствие, расплывается от удовольствия. Рот раскрыл, слюна на нем. — Ну, — сказал, — с чего начнем? Запустил в конфеты горсти и отправил в рот для скорости. Ел он, ел и еле-еле все прикончил карамели. Петя, переевши сласть, начал в пасть закуски класть и сожрал по сей причине все колбасы и ветчины. Худобы в помине нет, весь налился, как ранет. Все консервы Петя ловкий скушал вместе с упаковкой. Все глотает, не жуя: аппетит у буржуя! Без усилий и без боли съел четыре пуда соли. Так наелся, что не мог устоять на паре ног. Петя думает: «Ну, что же! Дальше буду кушать лежа». Нет еды, но он не сыт, слопал гири и весы. Видано ли это в мире, чтоб ребенок лопал гири?! Петя — жадности образчик; гири хрустнули, как хрящик. Пузу отдыха не дав, вгрызся он в железный шкаф. Шкаф сжевал и новый ищет… Вздулся вербною свинищей.[5] С аппетитом сладу нет. Взял губой велосипед — съел колеса, ест педали… Тут их только и видали! Но не сладил Петя бедный с шиною велосипедной С грустью объявляю вам: Петя лопнул пополам. Дом в минуту с места срыв, загремел ужасный взрыв. Люди прыгают, дрожа. «Это, — думают, — пожар!» От вели́ка до мала́ все звонят в колокола. Вся в сигналах каланча, все насосы волочат. Подымая тучи пыли, носятся автомобили. Кони десяти мастей. Сбор пожарных всех частей. Впереди на видном месте вскачь несется сам брандмейстер.

6

Сказка сказкою, а Сима ходит городом и мимо. Вместе с Симою в ряд весь отряд октябрят. Все живут в отряде дружно, каждый делает что нужно, — как товарищ, если туго, каждый выручит друг друга. Радуется публика — детская республика. Воскресенье. Сима рад, за город ведет отряд. В небе флаг полощется, дети вышли в рощицу. Дети сели на лужок, надо завтракать ужо. Сима, к выдумкам востер, в пять минут разжег костер. Только уголь заалел, стал картошку печь в золе. Почернел картошкин бок. Сима вынул, крикнул: — Спёк! — Но печален голос Оли: — Есть картошка, нету соли. — Плохо детям, хоть кричи, приуныли, как грачи. Вдруг раздался страшный гром. Дети стихли впятером. Луг и роща в панике. Тут к ногам компанийки в двух мешках упала соль — ешь, компания, изволь! Вслед за солью с неба градом монпасье с доставкой на дом. Льет и сыплет, к общей радости, булки всякие и сладости. Смех средь маленького люда: — Вот так чудо! чудо-юдо! Нет, не чудо это, дети, а — из лопнувшего Пети. Все, что лопал Петя толстый, рассыпается на версты. Ливнем льет и валит валом — так беднягу разорвало. Масса хлеба, сласти масса — и сосиски, и колбасы! Сели дети, и отряд съел с восторгом всё подряд. Пир горою и щенку: съест и вновь набьет щеку — кожицею от колбаски. Кончен пир — конец и сказке. Сказка сказкою, а вы вот сделайте из сказки вывод. Полюбите, дети, труд — как написано тут. Защищайте всех, кто слаб, от буржуевых лап. Вот и вырастете — истыми силачами-коммунистами.