Лермонтов Михаил Юрьевич
Дары Терека
Терек воет, дик и злобен, Меж утёсистых громад, Буре плач его подобен, Слёзы брызгами летят. Но, по степи разбегаясь. Он лукавый принял вид И, приветливо ласкаясь, Морю Каспию журчит:
«Расступись, о старец-море, Дай приют моей волне! Погулял я на просторе, Отдохнуть пора бы мне. Я родился у Казбека, Вскормлен грудью облаков, С чуждой властью человека Вечно спорить был готов. Я, сынам твоим в забаву, Разорил родной Дарьял И валунов, им во славу, Стадо целое пригнал».
Но, склонясь на мягкий берег, Каспий стихнул, будто спит, И опять ласкаясь Терек Старцу на ухо журчит:
«Я привёз тебе гостинец! То гостинец не простой: С поля битвы кабардинец, Кабардинец удалой. Он в кольчуге драгоценной, В налокотниках стальных: Из Корана стих священный Писан золотом на них. Он угрюмо сдвинул брови, И усов его края Обагрила знойной крови Благородная струя; Взор открытый, безответный, Полон старою враждой; По затылку чуб заветный Вьётся черною космой».
Но, склонясь на мягкий берег, Каспий дремлет и молчит; И, волнуясь, буйный Терек Старцу снова говорит:
«Слушай, дядя: дар бесценный! Что другие все дары? Но его от всей вселенной Я таил до сей поры. Я примчу к тебе с волнами Труп казачки молодой, С томно-бледными плечами, С светло-русою косой. Грустен лик её туманный Взор так тихо, сладко спит, А на грудь из малой раны Струйка алая бежит. По красотке-молодице Не тоскует над рекой Лишь один во всей станице Казачина гребенской. Оседлал он вороного И в горах, в ночном бою, На кинжал чеченца злого Сложит голову свою».
Замолчал поток сердитый, И над ним, как снег бела, Голова с косой размытой, Колыхаяся всплыла.
И старик во блеске власти Встал, могучий как гроза, И оделись влагой страсти Тёмно-синие глаза.
Он взыграл, веселья полный, — И в объятия свои Набегающие волны Принял с ропотом любви.
