Poetry Land

Я волком бы        выгрыз           бюрократизм. К мандатам       почтения нету. К любым      чертям с матерями                катись любая бумажка.         Но эту… По длинному фронту            купе               и кают чиновник      учтивый движется. Сдают паспорта,         и я           сдаю мою   пурпурную книжицу. К одним паспортам —            улыбка у рта. К другим —       отношение плевое. С почтеньем       берут, например,               паспорта с двухспальным         английским левою. Глазами     доброго дядю выев, не переставая        кланяться, берут,    как будто берут чаевые, паспорт     американца. На польский —         глядят,             как в афишу коза. На польский —         выпяливают глаза в тугой     полицейской слоновости — откуда, мол,       и что это за географические новости? И не повернув        головы кочан и чувств      никаких           не изведав, берут,    не моргнув,          паспорта датчан и разных      прочих          шведов. И вдруг,     как будто          ожогом,              рот скривило      господину. Это   господин чиновник             берет мою   краснокожую паспортину. Берет —     как бомбу,          берет —              как ежа, как бритву       обоюдоострую, берет,    как гремучую           в 20 жал змею    двухметроворостую. Моргнул      многозначаще             глаз носильщика, хоть вещи      снесет задаром вам. Жандарм      вопросительно              смотрит на сыщика, сыщик     на жандарма. С каким наслажденьем             жандармской кастой я был бы     исхлестан и распят за то,    что в руках у меня             молоткастый, серпастый      советский паспорт. Я волком бы        выгрыз           бюрократизм. К мандатам       почтения нету. К любым      чертям с матерями                катись любая бумажка.         Но эту… Я  достаю      из широких штанин дубликатом       бесценного груза. Читайте,      завидуйте,            я —              гражданин Советского Союза.