651 Лермонтов М. Ю. Дитя в люльке : Из Шиллера
Счастлив ребенок! и в люльке просторно ему: но дай время Сделаться мужем, и тесен покажется мир.
Погрузитесь в философские стихотворения, которые исследуют глубокие вопросы бытия, смысла жизни и человеческого существования. Насладитесь поэзией, воспевающей размышления, мудрость и духовные поиски.
Всего произведений в базе на эту тему: 1097
Счастлив ребенок! и в люльке просторно ему: но дай время Сделаться мужем, и тесен покажется мир.
Еще одной высокой, важной песни Внемли, о Феб, и смолкнувшую лиру В разрушенном святилище твоем Повешу я, да издает <она><?>,
Спаси Господи, дым! – Дым-то, Бог с ним! А главное – сырость! С тем же страхом, с каким Переезжают с квартиры:
(Борису Мессереру) Когда жалела я Бориса, а он меня в больницу вёз,
Три ночи я провел без сна — в тоске, В молитве, на коленах — степь и небо Мне были храмом, алтарем курган; И если б кости, скрытые под ним,
Презрев и голос<?> укоризны, И зовы сладос<тных> надежд, Иду в чужбине прах отчизны С дорожных отряхнуть одежд.
В больные наши дни, в дни скорби и сомнений, Когда так холодно и мертвенно в груди, Не нужен ты толпе - неверующий гений, Пророк погибели, грозящей впереди.
Скажи, Шумилов, мне: на что сей создан свет? И как мне в оном жить, подай ты мне совет. Любезный дядька мой, наставник и учитель, И денег, и белья, и дел моих рачитель!
Скучают после кутежа. А я как веселюсь – не чаешь! Ты – господин, я – госпожа, А главное – как ты, такая ж!
Пока супруг тебя, красавицу младую, Между шести других еще не заключил, — Ходи к источнику могил И черпай воду ключевую,
Это и много и мало. Это и просто и тёмно. Та, что была вероломной, За́ вечер – верная стала.
Други его – не тревожьте его! Слуги его – не тревожьте его! Было так ясно на лике его: Царство мое не от мира сего.
Ты дал нам мужества – На сто жизней! Пусть земли кружатся, Мы – недвижны.
I Чума явилась в наш предел; Хоть страхом сердце стеснено, Из миллиона мертвых тел
Как в сумерки легко дышать на берегу! Померкли краски дня, картины изменились; Ряды больших стогов, стоящих на лугу, Туманом голубым, как дымкою, покрылись.
Нет возврата. Уж поздно теперь. Хоть и страшно, хоть грозный и темный ты, Отвори нам желанную дверь, Покажи нам заветные комнаты.
Да с этой львиною Златою россыпью, Да с этим поясом, Да с этой поступью, –
Не знали долго ваши взоры, Кто из сестер для них «она»? Здесь умолкают все укоры, – Ведь две мы. Ваша ль то вина?
Над ними древность простирает длани, Им светит рок сияньем вещих глаз, Их каждый миг – мучительный экстаз. Вы перед ними – щепки в океане!
С этой горы, как с крыши Мира, где в небо спуск. Друг, я люблю тебя свыше Мер – и чувств.
Голубей над крышей вьется пара, Засыпает монастырский сад. Замечталась маленькая Сара На закат.
Ты тогда дышал и бредил Кантом. Я тогда ходила с красным бантом. Бриллиантов не было и <франтов> . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Вечерний, медленный паук В траве сплетает паутину, — Надежды знак. Но, милый друг, Я взора на него не кину.
Чудный сон мне бог послал — С длинной белой бородою В белой ризе предо мною Старец некой предстоял
В тяжелой мантии торжественных обрядов, Неумолимая, меня не встреть. На площади, под тысячами взглядов, Позволь мне умереть.
Не разлучай меня с горючей болью, Не покидай меня, о дума-мука Над братским горем, над людским бездольем!
Друзья мои! Родное триединство! Роднее чем в родстве! Друзья мои в советской – якобинской – Маратовой Москве!
Ты с детства полюбила тень, Он рыцарь грезы с колыбели. Вам голубые птицы пели О встрече каждый вешний день.
И на театре, как на сцене света, Мы не выходим из балета, Захочется ль кому К честям и званиям пробить себе дорогу,
Не по нраву я тебе – и тебе, И тебе еще – и целой орде. Пышен волос мой – да мало одёж! Вышла голосом – да нрав нехорош!
…Так, не дано мне ничего, В ответ на праздник, мной даваем. Так яблоня – до одного Цветы раздаривает маем!
До первой звезды (есть ли звезды еще? Ведь все изменяет тайком!) Я буду молиться – кому? – горячо, Безумно молиться – о ком?
Гроза шумит в морях с конца в конец. Корабль летит по воле бурных вод, Один на нем спокоен лишь пловец, Чело печать глубоких дум несет,
Это случилось в последние годы могучего Рима. Царствовал грозный Тиверий и гнал христиан беспощадно, Но ежедневно на месте отрубленных ветвей, у древа Церкви Христовой юные вновь зеленели побеги.
"Внемли, о Гелиос, серебряным луком звенящий, Внемли, боже кларосской, молению старца, погибнет Ныне, ежели ты не предыдишь слепому вожатым". Рек и сел на камне слепец утомленный. – Но следом
Это пеплы сокровищ: Утрат, обид. Это пеплы, пред коими В прах – гранит.
Не многие умы от благ прямых и прочных Зло могут отличить… [рассудок] редко нам [Внушает] .........
Лес расписан скупой позолотой, весела и бесстрашна душа, увлеченная странной заботой, существующая не спеша.
(тринадцать строк) Безмолвие - это душа вещей, Которым тайна их исконная священна,
Хрусталь мой волшебен трикраты: Под первым устоем ребра — Там руки с мученьем разжаты, Раскидано пламя костра.
Молот жизни, на пле́чах мне камни дробя, Так мучительно груб и тяжёл, А ведь, кажется, месяц ещё не прошёл, Что я сказками тешил себя…
В раздельной чёткости лучей И в чадной слитности видений Всегда над нами — власть вещей С ее триадой измерений.
Взгляните на него, поэта наших дней, Лежащего во прахе пред толпою: Она - кумир его, и ей Поет он гимн, венчанный похвалою.
Reguiem aeternam dona eis, Domine, et lux perpetua luceat eis. {*}
Завидна мне извечная привычка быть женщиной и мужнею женою, но уж таков присмотр небес за мною, что ничего из этого не вышло.
(Булату Окуджаве) Странный гость побывал у меня в феврале. Снег занес мою крышу еще в январе,
Потом я вспомню, что была жива, зима была, и падал снег, жара стесняла сердце, влюблена была - в кого? во что?
Не повторяй – душа твоя богата – Того, что было сказано когда-то, Но, может быть, поэзия сама – Одна великолепная цитата.
Я в гостиной стоял, меж нарядных, уто́нченных, Между умных, играющих в чувства людей. Средь живых мертвецов, меж романов око́нченных, Я вскричал всей душой потрясённой своей: —
Мы привязали к шее каждого его птицу. Коран На всех на вас — на каждой багрянице, На каждом пыльном рубище раба —
Погрузитесь в философские стихотворения, которые исследуют глубокие вопросы бытия, смысла жизни и человеческого существования. Насладитесь поэзией, воспевающей размышления, мудрость и духовные поиски.