Столетия — фонарики! о сколько вас во тьме, На прочной нити времени, протянутой в уме! Огни многообразные, вы тешите мой взгляд… То яркие, то тусклые фонарики горят. Сверкают, разноцветные, в причудливом саду, В котором, очарованный, и я теперь иду. Вот пламенники красные, — подряд до десяти. Ассирия! Ассирия! мне мимо не пройти! Хочу полюбоваться я на твой багряный свет: Цветы в крови, трава в крови, и в небе красный след. А вот гирлянда жёлтая квадратных фонарей. Египет! сила странная в неяркости твоей! Пронизывает глуби все твой беспощадный луч, И тянется властительно с земли до хмурых туч. Но что горит высо́ко там, и что слепит мой взор? Над озером, о Индия, застыл твой метеор. Взнесённый, неподвижен он, в пространствах — брат звезде, Но пляшут отражения, как змеи, по воде. Широкая, свободная, аллея вдаль влечёт, И строгий светоч благостно хранит открытый вход. Тебя ли не признаю я, святой Периклов век! Ты ясностью, прекрасностью победно мрак рассек!
Вхожу. Всё блеском залито! все сны воплощены! Все краски, все сверкания, все тени сплетены! О Рим, свет ослепительный одиннадцати чаш: Ты — белый, торжествующий, ты нам родной, ты наш! Век Данта — блеск таинственный, зловеще золотой… Лазурное сияние, о Леонардо, — твой!.. Большая лампа Лютера — луч устремлённый вниз… Две маленькие звёздочки, век суетных маркиз… Сноп молний — Революция! За ним громадный шар, О ты! век девятнадцатый, беспламенный пожар! И вот стою ослепший я, мне дальше нет дорог, А сумрак отдаления торжественен и строг. К сырой земле лицом припав, я лишь могу глядеть, Как вьётся, как сплетается огней мелькнувших сеть. Но вам молюсь, безвестные! ещё в ночной тени Сокрытые, не жившие, грядущие огни!
